Выходные в Дрездене

Не подумайте, что я приглашаю вас «рвануть» туда на столь короткий срок прямо из Новосибирска. Уверен — не потянем мы это финансово. Но если уж решено подлечиться где-то в Европе, а на субботу и воскресенье никаких процедур не назначено, то разумно употребить время на поездку в знаменитую столицу Саксонии. Мы оказались в Карловых Варах не впервые, но только на сей раз появилась шальная мысль посетить Дрезденскую галерею, а заодно и посмотреть сам город.

Не тратя время зря…

Путь до Дрездена из Карловых Вар чем-то напомнил мне поездку из Новосибирска в Барнаул в советские времена, когда нужно было пересаживаться в Черепаново с электрички на электричку, потратив на это почти столько же времени. Только пункт пересадки называется по-другому — Устье-над-Лабем. Очень красивое место: сидишь на перроне, а перед тобой удивительные по красоте скалы.

В Дрездене мы взяли апартаменты, максимально близкие к дворцу Цвингер. Это была квартира-студия, очень удобная, на самом деле, не более чем в двухстах метрах от дворца. Хитрость, какую мы себе позволили, заключалась в том, что приехали мы в Дрезден утром в пятницу, а потом многократно сравнивали полупустые улицы и залы Дрездена пятницы с теми же территориями в выходные…

В истории каждого города есть свои знаменательные даты, которые для других городов ничего не значат. Для Дрездена — это печальный день 13 февраля, когда город был почти полностью разрушен нелепыми, не имевшими никакого стратегического смысла бомбардировками американской и британской авиации. Это было не что иное, как публичное наказание за гитлеризм, подчинивший себе население Германии и развязавший Вторую мировую войну. Подобные наказания были обычными для стран, не способных выплатить внешние долги. Потом многие требовали признать бомбардировку Дрездена военным преступлением, в частности, лауреат Нобелевской премии по литературе немецкий писатель Гюнтер Грасс. А в конце войны рассматривалась идея сделать этот город новой столицей Германии, поскольку о разделении страны на ФРГ и ГДР речи тогда не шло.

Из многих версий о причинах бомбардировки до посещения Дрездена я склонялся к той, что мне, как экономисту, казалась наиболее осмысленной. В городе было расположено уникальное оптическое производство, и для гарантий, что после войны его не будет, нужно было уничтожить и предприятие, и специалистов. Но увидев, что было с городом сделано, теперь считаю эту версию слабоватой. Точнее — не основной, но все-таки лучшей, чем версия журналиста из США К. Хитченса, считающего, что бомбардировка проведена лишь для отработки молодыми пилотами методов бомбометания.

Сила искусства

И все же главная причина поездки в Дрезден — посещение знаменитой Дрезденской галереи. Многое из того, что знаешь с детства по картинкам, при встрече с этим многим распадается на части, оказывается совсем другим. И Нотр-Дам, и Биг Бен оказываются не такими высокими, и башня в Пизе не кажется такой уж наклонной.

И Дрезденская галерея, доведется вам войти в нее, наверняка не будет соответствовать вашим представлениям о ней. Вот, например, как я представлял себе вход в нее: широкий, в сотню метров высокий подъезд, простор и золотые буквы наверху: Dresdner Galerie. Но оказалось, что это — лишь четверть замка Цвингер, куда заходить нужно по узкой лестнице, ведущей вниз, к кассам.

Скромный вход еще можно было бы стерпеть. Но выяснилось, что мировые сокровища, основная часть которых спасена была советскими солдатами, размещены на трех этажах в скромных залах, переполненных этими сокровищами. Будто тебя пустили в запасники, а не в большой европейский музей. Но порядок поддерживается строго, по-немецки. Служители не оставляют ни одного уголка галереи без присмотра.
Казалось бы, «Сикстинская мадонна» — несравненный мировой шедевр, которому должны были бы отвести целый зал. Но даже стену, где она помещена, мадонна делит с другими картинами. Стоять перед ней можно вечно, она парит в воздухе, что можно заметить даже по репродукциям, но ни одна из репродукций или фотографий не передаст ощущения воздушности всех фигур картины.

Еще в большей тесноте, чем спускается с небес «Сикстинская мадонна», спит «Спящая Венера» великого Джорджоне. Вплотную вокруг нее картины других художников: так и кажется, что они ее разбудят своей толчеей. Она более прекрасна, чем на любой копии или репродукции. Никогда не замечал, что далеко позади нее — город на холме. Особенно становится неудобно, когда заходишь в залы древнегреческих, древнеримских и древнеегипетских скульптур. Известная скульптура «Мальчик, извлекающий занозу», скорее всего, копия, сделанная в начале Ренессанса, поскольку, по данным, пока не вполне достоверным, оригинал хранится в Ватикане и никому не показывается. В средние века шип являлся символом первородного греха, а мальчик, извлекающий занозу, толковался как пытающийся спастись грешник. По совсем другой версии, спартанский мальчик во время состязания в беге занозил ногу, но, пересиливая боль, продолжил бег, первым прибежал к цели и только тогда вытащил занозу. В Дрезденской галерее одна из самых первых копий, скорее всего, XV века, хотя точно утверждать это искусствоведы не могут. Стоило лишь приблизиться к ноге, чтобы увидеть, как же мальчик вынимает занозу, как тут же сработала сигнализация. И мы так и не узнали, есть ли заноза или это просто символ то ли упорства, то ли избавления от грехов.

Еще один шедевр, с которым давно хотелось познакомиться в подлиннике, — знаменитая «Шоколадница» Жана-Этьена Лиотара. От нее исходит тепло, будто она еще раньше принесла тебе горячий шоколад, и ты смотришь на нее, отпивая его маленькими глотками. Интрига этой картины известна. Это Анна Бальтауф из Вены. В один из дней 1745 года ее увидел австрийский князь Дитрихштейн, влюбился в нее и женился, несмотря на противодействие всей своей родни. И уже после свадьбы заказал Лиотару портрет своей жены в том образе, в каком он увидел ее впервые.

Но дальше начинаются загадки, ответы на которые делятся на две версии. Согласно первой, Анна — представительница обедневшего дворянского рода, живущая в доме друзей князя, где она и подавала ему шоколад как гостю. Вариант этой версии: шоколадница — камеристка австрийской императрицы Марии Терезии, и запечатлена она на императорском приеме.

Версия другая: встретил князь не аристократку, а простую служанку, и не на приеме, а в венской кофейне. И соблазнил ее в тот же день. Она стала его любовницей, а спустя некоторое время добилась, чтобы состоялась свадьба.

И вот завораживающая шоколадница, которую полюбил сначала князь, а потом миллионы зрителей картины (во всех случаях, скорее всего, без взаимности), несет поднос, на котором чашка шоколада и стакан воды. Несет или держит? Идет или просто показывает себя, позирует? Губы поджаты. Решительна? Устремлена? На цель выйти замуж? Если бы художник ответил однозначно хотя бы на один из этих вопросов, картина перестала бы считаться шедевром.

Я тоже долго смотрел на картину, мучаясь вопросом: какой же из двух образов воплотил художник? В конце концов сдался. Здесь они обе — для кого-то одна, для кого-то другая. Искусство — не наука, оно не может быть однозначным. Надеюсь, что любой сможет проверить собственное состояние, рассматривая эту картину вновь, даже если он хорошо с ней знаком.

Мои открытия

Каждое посещение художественного музея на Родине или за рубежом приносит удивительные открытия. До сих пор не могу забыть, хотя прошло почти полвека, Воронежский художественный музей и совсем небольшую по размеру картину «Иней» Алексея Кондратьевича Саврасова. Лес за скованной льдом рекой — и все. Но как передан переход от голого льда к снегу! Как отражаются во льду деревья через этот снег — ну не может быть, а веришь! Только великий художник способен породить внутри тебя удивление всего лишь многими оттенками белого.

Были открытия и в Дрезденской галерее. Немного, всего три. Первым бы я назвал «Портрет молодого человека» Альбрехта Дюрера. Видел я его многократно во многих альбомах, но особого внимания не обращал. Имя молодого человека Бернхард фон Ризен. Он умер от чумы спустя всего два месяца после того, как Дюрер написал этот портрет масляными красками на доске. Доска не могла быть очень широкой, и портрет занял всю доску целиком. Чудо начинается со шляпы Бернхарда и делит зрителей на две неравные половины. Для одной — поля шляпы пришлось обрезать по той причине, что доска оказалась узкой, и шляпа не поместилась. Для другой — она, выйдя за края портрета, перестала быть головным убором и превратилась в черное облако, отметившее молодого человека незадолго до его смерти, уже поместив его на черные небеса.
Второе чудо — лицо молодого человека. Как мы могли бы представить себе лицо сынка богатых родителей? Пухлые щеки, выражение благости и довольства в глазах. Но видно, что Бернхард фон Ризен не таков. Личные преимущества на жизненном старте не расслабили его, он пойдет вперед, и не только за новым, собственным богатством. Перед ним открыты просторы океанов и далекие города. Но во взгляде уже отражена едва заметная печаль — ничего этого не будет.

Еще одно открытие — Ян Вермеер. Что нам известно о нем? Его картины «Девушка, читающая письмо у открытого окна» и немножко «Девушка с жемчужной сережкой». Пожалуй, и все. Тем более что и названия эти придумали оценщики его картин, а не он сам. 200 лет Ян Вермейер был неизвестен, как, кстати, и Вивальди. Его картины пропадали, терялись, сжигались, пока не были открыты вновь. До нас дошло всего 36 картин, а было, видимо, много. Искусствоведы придумали сомнительное утешение, что было их всего 45, а не сотни, как у большинства старых мастеров.

Яна Вермеера открыли вновь в XIX веке. И тут, как новое удивительное явление, появились русские передвижники. Я стоял перед картиной «В гостях у свахи» и размышлял о том, появились бы без Вермейера картины Василия Перова или репинская «Не ждали»? Скорее всего, в своих подозрениях я не прав, ведь в России не было и нет ни одной картины Яна Вермейера. Но то, что он — создатель жанра бытовой картины, сомнения не вызывает. И то, что наши передвижники развивали европейскую культуру — тоже.

Третье открытие — совершенно новое для меня имя. Думаю, что и для большинства оно малоизвестно. Это Хендрик Аверкамп, сын аптекаря из городка под Амстердамом, глухонемой от рождения. Прожил до 46 лет и всю жизнь рисовал только один сюжет — люди на льду. Его картины втянули в ту же тему и Брейгеля, и Босха. Их-то мы знаем, а вот Аверкампа нет. Хорошо, что галерея сохранила его картины.

Художник, который и не слышал, и не говорил, умел как никто передать по жесту или наклону головы то, о чем рассказывает человек на его картине. Его картины нужно смотреть и вслушиваться в них. Это картины великого художника.

…Включив в апартаментах телевизор после посещения восстановленных Фрауэнкирхе или дворца Цвингер, мы вернулись в другой мир, до боли четко демонстрирующий, насколько огромен разрыв между человеком-художником и человеком-политиком. Там спускается с небес Сикстинская мадонна, блаженствует спящая Венера, не участвуют в гонках, а просто катаются на коньках люди, ожидает своего будущего Шоколадница, а здесь бомбят ни в чем не повинных людей, царит злоба, взаимное недоверие и неуважение. Ох, как хочется обратно!

Юрий Воронов