Треугольник Лаврентьева становится квадратом

Пленарное заседание форума Технопром-2018 «Как создать научные центры мирового уровня?» собрало рекордное количество заинтересованных участников

Удивляться этому не стоит, ведь когда и где еще можно услышать об этом, весьма важном на текущий момент прямо из «первых уст» — от участвовавших в обсуждении помощника Президента Российской Федерации Андрея Александровича Фурсенко; президента Российской Академии наук Александра Михайловича Сергеева; министра науки и высшего образования Михаила Михайловича Котюкова; директора Института системного программирования РАН Арутюна Ишхановича Аветисяна; доктора физико-математических наук, руководителя Комплекса синхротронно-нейтронных исследований НИЦ «Курчатовский институт» Александра Евгеньевича Благова; генерального директора федерального государственного бюджетного учреждения «Национальный исследовательский центр «Институт имени Н. Е. Жуковского», члена Совета при президенте Российской Федерации по науке и образованию Андрея Владимировича Дутова; заместителя председателя Внешэкономбанка Андрея Николаевича Клепача; генерального директора Российской венчурной компании (АО РВК) Александра Борисовича Повалко; вице-президента Центра стратегических разработок (ЦСР) Владимира Николаевича Княгинина; ректора Сколковского института науки и технологий Александра Петровича Кулешова; временно исполняющего обязанности губернатора, а ныне — губернатора Новосибирской области Андрея Александровича Травникова и прочих глубоко погруженных «в тему» солидных людей. Обсуждение проходило в обычной аудитории, где яблоку оказалось некуда упасть.
Однако о главном. Поскольку дискуссии форума были объединены идеей качества развития пространства России с точки зрения привлечения научных знаний и так или иначе имели отношение к проекту «Академгородок 2.0», обсуждение и было развернуто в этом направлении, хотя напрямую с ним не ассоциировалось. За основу была взята аббревиатура НЦМУ — научные центры мирового уровня.
Составляющие научного развития Андрей Фурсенко проранжировал так: люди, инфраструктура, реализация их объединения для того, чтобы создать продукт в самом широком понимании этого слова. И предложил зачин разговору о будущих научных центрах такого уровня: «Почему важна инфраструктура? В первую очередь, потому, что она — якорь. Люди и идеи перемещаются и скапливаются в тех местах, где для них есть достойные инфраструктуры, где они смогут оптимально и максимально реализовать себя».
А что же, собственно, это такое — научные центры мирового уровня? — спросил он «для разогрева». Первым досталось ответить Александру Сергееву, который поделился мнением, что такие центры в нашей стране уже есть. Кто станет возражать, что к ним можно причислить Институт ядерной физики имени Г. И. Будкера СО РАН, Институт катализа имени Г. К. Борескова СО РАН, Институт цитологии и генетики СО РАН? Тогда о чем речь? Точка зрения Сергеева вполне конкретна: «Эти настоящие или будущие центры, выполняя исследования на самом высоком мировом уровне, попадают в условия жесткой конкуренции мирового масштаба. И, чтобы выдержать ее и выйти на лидерские позиции, без серьезной государственной поддержки им не обойтись. Ведь, надо полагать, речь идет, прежде всего, о центрах фундаментальных поисковых исследований, которые должны создаваться еще на базе уже существующих ведущих научных образовательных центров, где по каким-то направлениям выполняются работы на высоком мировом уровне. Мы должны эти центры строить не в чистом поле, а там, где у нас есть хорошие школы, рейтинги, где мы уже признаны, и насыщать их кадрами, оборудованием».
Пока же, как с компетентной уверенностью подчеркнул глава Российской академии наук, в области фундаментальных и поисковых исследований мы катастрофически отстаем в части обновления материальной базы для научных исследований и разработок.
«Центры должны обеспечиваться ресурсами для привлечения очень сильных ученых, но не легионеров, как спортивная команда. И нужен международный наблюдательный совет».
Следующий «многоярусный» вопрос от Фурсенко прозвучал как бы «на засыпку»: может ли центр мирового уровня быть исключительно научным и не включать в себя образовательных компонентов; может ли он заниматься только фундаментальными исследованиями без учета внешних запросов; может ли быть узконаправленным?
Ответы превратились в рассуждения «из души» — гораздо шире заданных вопросов. Конечно, было сказано, что наука сегодняшнего дня крайне вариативна в принципах и организационных структурах. И такой раскрепощенный подход дает серьезные результаты, в том числе финансовые.

Арутюн Аветисян высказался конкретно: треугольник Лаврентьева работает в нашей стране еще с XIX века, поскольку доказал эффективность взаимосвязанности образования, исследовательской деятельности, разработок и инноваций. Опыт показал также, что это позволяет выживать в трудные годы и достаточно успешно растить хороших специалистов. Что касается специализации, однозначность тут неприемлема: без специализации едва ли возможно развитие, но и узость в этом вопросе губительна. НЦМУ должны быть, по мнению Арутюна Ишхановича, генерацией кадров, новых знаний и технологий, конкурентоспособных на мировом уровне. И последующие центры должны строиться на базе сетевых принципов с тем, чтобы снизить риски делания на базе одной организации. Тогда они и станут источниками долгосрочных инноваций, в том числе для дальнейшего экспорта наших технологий.

Живя в иной парадигме, нежели классический институт, занимающийся фундаментальными поисковыми исследованиями, «Национальный исследовательский центр Институт имени Н. Е. Жуковского» генерирует именно прикладную науку. Отсюда и ответы на вопросы по созданию и функционированию НЦМУ у его руководителя Андрея Дутова. Зачем нужны ЦМУ? Для самого важного: сделать государство территорией привлекательнее иных. «На сегодня основной инструмент создания рабочих мест и пополнения бюджета — это технологии. Но с обязательной государственной поддержкой. Наука — это плодородная почва. Если работает прикладная наука и появляются новые технологии, государство имеет рабочие места, новые предприятия и, соответственно, поступления в бюджет, — уверен практик от науки. — Отсюда следующий посыл: все зарабатывают не на самой науке, а на серийном производстве, которое очень важно привязать к конкретной территории. И это, на мой взгляд, отправная точка для НЦМУ».
Поддержал Андрей Владимирович и принцип междисциплинарности, поскольку сегодня многие направления науки находятся в точках насыщения, когда выдать какой-то новый результат, принципиально улучшить некие показатели уже невозможно. «Само понятие отрасли не позволяет получить знаменитый кумулятивный эффект влияния высокотехнологичных отраслей на другие сферы экономики», — уверен Андрей Дутов.
Из этих рассуждений следует, что НЦМУ должны быть ориентированы не только на науку, но и на заказ и запрос общества. Без этого такими центрами они, скорее всего, стать не смогут. А еще НЦМУ не может использовать изначально накопленный кем-то, где-то научный капитал, а должен сам обеспечивать продвижение интеллектуальных идей. И нужны приоритеты, из которых нередко прорастают новые идеи.

«Замечательная парадигма науки эйнштейновского типа, когда мы доказывали наличие объективных законов, не то чтобы постепенно уходит в небытие, но сдвигается. Наука сейчас соревнуется за эффективные операционные модели, резко растут инженерные составляющие в исследованиях, программном обеспечении, — констатирует вице-президент Центра стратегических разработок Владимир Княгинин. — И уже это само по себе не дает науке возможности пребывать в хрустальном замке в поиске истины. Второе обстоятельство — лидер науки тот, кто формирует ее тематические поля, эти ключевые составляющие науки, вокруг которых она и концентрируется. Можешь сформировать такое поле, отвечаешь этим вызовам — молодец. Не способен — отодвинься».
Так какого же все-таки типа и масштаба должны быть научные центры? И сколько их может быть в мире? Американцы утверждают, что всего лишь полтора десятка. А, например, в Германии слиты воедино 32 института, чтобы разобрать одну тематику. Отвечать на подобные вопросы нам придется тоже. Тем более что вопреки нашим представлениям о собственных достижениях ни один из российских исследовательских центров до сих пор в особую мировую табель о рангах не попал.

Что же конкретно следует поменять сегодня в треугольнике Лаврентьева, или не стоит делать этого вовсе, несмотря на то, что этот принцип формировался в иных экономических, общественно-политических условиях? По мнению Андрея Клепача, самое уязвимое звено в нем — не фундаментальная наука сама по себе, а разного типа знания, связь с прикладной наукой. Беда в том, что корпоративные центры и даже прикладная наука мало занимаются перспективными прорывными исследованиями. Поэтому следует отойти от жесткого деления — прикладная наука или фундаментальная. Общественный заказ должен рассматриваться в едином проблемном многофункциональном или межотраслевом поле. И эта задача требует объединения и академических институтов, и образовательных центров. Наиболее слабым звеном Андрей Николаевич видит, по большому счету, отсутствие готовности идти на прорывные поисковые исследования. И это касается не только и не столько научной сферы, но и системы госпрограмм, где обозначены прорывные поисковые блоки. «Мне видится главным умение видеть завтрашний день. Не стоит забывать в этой связи центры компетенций НТИ. У нас есть возможность объединить прикладные и поисковые задачи, а также перспективные темы, которые обсуждались применительно к стратегии науки и технологий значительно больше. Новая сетевая структура должна связывать научные центры и центры компетенций и прорывных, прикладных исследований».
И это проблема не технологического, а, скорее, ментального уровня — в плоскости осознания этих задач. «Правительство не раз предпринимало безуспешные попытки втянуть газовиков и нефтяников в программы инновационного развития и координации НИОКР. И только с введением санкций и Газпром, и Роснефть начали делать уникальные прорывные вещи вместе с Академией наук», — посетовал Андрей Николаевич.

Получается, что государство уже не может решать эти вопросы в одиночку, а бизнес еще «не дозрел», потому что если он может дешево купить какое-то решение, он купит, а к новым отечественным технологиям будет обращаться в последнюю очередь. Лаврентьев же формулировал представления в условиях, когда все экономические и организационные проблемы решались волевым решением на государственном уровне. И это важная причина того, что блок треугольника Лаврентьева под условным названием «взаимодействие с индустрией» нужно расширить — считает Александр Повалко. Он уверен: идея самостоятельного формулирования индустрией заказа на какой-то прорыв, тем более долгосрочный, страдает избыточным оптимизмом. Так получаются только какие-то быстро реализующиеся относительно небольшие прототипы. Акцент же следует сделать на потребность людей в создании новых технологических решений. Стремительно развивающимся экономикам мира нужны достижения науки, чтобы быстро вбросить в рынок и получить результат.
Получается, что НЦМУ должны взять на себя функции изменения менталитета, формирования новой повестки дня. По мнению Александра Благова, треугольник Лаврентьева превращается в контексте этих перемен в квадрат: технологии, идеи, кадры и инфраструктура. Хотя мировой опыт за «золотой треугольник»: власть, бизнес, университеты и наука. И если НЦМУ — это система генерирования инноваций и людей, способных эти инновации делать, то власть — воля, эту систему поддерживающая и обеспечивающая не только ее жизнеспособность, но и эффективность.

Не так прост и вопрос кадров. Изобретательство, по утверждению известного американского ученого Лорена Грэхэма, — наша национальная черта. Мы первыми изобрели радио, телевидение, запустили спутник, но имеем только 1% рынка по телекоммуникациям. А все потому, что способность делать из изобретений инновации — это особые компетенции и навыки, которые нужно развивать. Вузы же живут «древними» традициями: готовят кадры для уже не существующей экономики. На данном этапе формируется представление о будущем всех сторон треугольника. Следующим шагом будет — сформировать группу людей, которые это представление последовательно воплотят на другом мыслительном уровне, сконструируют будущее.
На вопрос «что делать?» непосредственно в рамках Новосибирской области ответил Андрей Травников: «Поскольку промышленность в треугольнике Лаврентьева — не только заказчик, но и один из участников научных разработок и внедрений, сегодня нам предстоит возрождать утраченную сеть отраслевых институтов, опытных производств и даже институтов, занимающихся прикладными исследованиями. Но, мне кажется, упускается один из элементов успеха модели Лаврентьева: созданные на локальной территории особые условия для работы и проживания, за счет чего Михаилу Алексеевичу (Лаврентьеву — Прим. ред.) удалось сформировать здесь особый социум, особую ментальность как мощный элемент нематериальной мотивации для сотрудников институтов и предприятий. Сегодня эта задача так же актуальна для формирования центра мирового уровня. Понятно, что решить ее теперь гораздо сложнее. Но, тем не менее, если мы говорим о точке опережающего научного, технологического роста, то и социальная инфраструктура на этой территории должна развиваться опережающими темпами».
Конкретным прозвучало и пожелание профессора МГТУ «Станкин» Елены Коршуновой поставить при создании НЦМУ во главу угла две задачи — стандартизацию и недопущение двойного и более финансирования схожих тем.

Выслушав всех ораторов, Михаил Котюков предложил четко сформулировать, оцифровать и представить типовую модель НЦМУ. А начать с трезвой оценки своих возможностей в научных изысканиях прикладного характера, которые, как показывают цифры, в обобщенной массе еще не так значительны, как хотелось бы. «Надо четко осознавать, где та основа, на базе которой мы будем формировать этот новый ландшафт. Если говорить о мировом уровне, в первой двадцатке в своих областях сегодня только две наши научные структуры: Математический институт имени В. А. Стеклова РАН и Институт океанологии имени П. П. Ширшова РАН. Все остальное скромнее. Для чего нам центры? Чтобы через эти институции взять ответственность за достижение больших задач. В моем понимании НЦМУ — это точно треугольник Лаврентьева. И все грани его следует укреплять на современной основе. А в центре — обязательно люди».

Итак, отпущенное для дискуссий время практически исчерпано: образ будущих НЦМУ должен сублимироваться в конкретную организационную структуру уже к концу года. И для окончательной ясности, насколько демократичной или авторитарной должна стать его управленческая платформа, Андрей Фурсенко провел блиц-опрос участников, предложив им три варианта ответа на вопрос, на кого может опереться власть при формировании научных центров: мозговой центр, объединяющий выдающихся ученых; площадки — советы, объединяющие основных игроков (наука, образование, индустрия); нечто типа интернет-вече.
Большинство склонилось к советам, но с вариациями:
— необходим механизм взаимодействия и координации между разными структурами;
— три уровня: постановка задач, советы и исполнительный орган;
— там, где делали вместе с губернаторами, получалось лучше.
И было особое мнение: атмосфера творческой свободы нужна. Но нельзя принимать серьезные решения «профсобранием». Нужна гибкая, минимально бюрократизированная структура. Нужен модератор, коммуницирующий с государством.
И опасение: каждый все равно будет стараться соблюсти свои интересы. Надо идти проторенной дорогой. Нужен специальный орган управления. А совет может одобрять или корректировать его действия.
Что из этого будет учтено в сухом остатке? Крайне интересно…

Наталья СЕКРЕТ