Чем экономисты отличаются от физиков и лириков

Ю. Воронов

Что-то физики в почете,
Что-то лирики в загоне.
Дело не в сухом расчете,
Дело в мировом законе.

Борис Слуцкий, 1959 год

Почти четверть века советского времени в стране шла дискуссия между физиками и лириками. Считается, что начало ему положило стихотворение Бориса Слуцкого, первые строки которого я и поставил в эпиграф. Но действительным стартом стал публичный обмен мнениями между писателем Ильей Эренбургом и математиком из новосибирского Академгородка Игорем Полетаевым. Эренбург представлял лириков, Полетаев — физиков1.
В какой-то степени этот текст является продолжением моей статьи о Нобелевской премии 2018 года, опубликованной в № 10 «Совета директоров Сибири» за 2018 год. Хотя думаю я о месте экономистов с того февраля 1964 года, когда приехал в Академгородок и оказался в среде физиков, химиков, математиков и биологов. Не менее впечатляющими были и те, кто тогда писал стихи, ставил пьесы, рисовал картины или обжигал собственноручно сделанную керамику.
Все они были замечательными людьми, даже те, кто, узнав, что я экономист, непроизвольно кривили губы или выражали словами искреннее сожаление, подчеркивая превосходство своей профессии и убогость моей. Получалось так, что для лириков я был занудным бухгалтером, который тратит жизнь на пересчет чужих денег. А физики и химики, напротив, считали, что я не способен ни на какую математику за пределами таблицы умножения. Потому любые попытки начать разговор относительно уравнений в частных производных воспринимались с удивлением как при встрече с говорящей обезьяной.
Видимо, из-за комплекса неполноценности я поступил тогда на вечернее отделение мехмата НГУ, стремясь стать своим не столько для лириков, сколько для физиков. Хотя попытки писать стихи, сверяясь с книгой того же Бориса Слуцкого, тоже были. Но в попытках этих сквозила вялая убежденность, что для поэзии нужен талант, какого у меня точно нет, а какие-нибудь уравнения Навье-Стокса осваивают успешно и люди с умишком поменьше моего.
Первый курс мехмата я закончил относительно успешно, но понял, что дальше учиться математике незачем. Пришло осознание, что мы, экономисты, действительно отличаемся и от физиков, и от лириков. И дальше расскажу, в чем, по моему мнению, мы отличны и что между нами общего.

Экономисты и лирики: отличия и сходство

На протяжении многих лет, когда мне доверяют прочитать вводные лекции для экономистов-первокурсников, я рассказываю студентам о том, как красиво устроена экономика. Куда там балету или опере! Никакой полководец не красив так, как экономист, придумавший интересную экономическую комбинацию.
Красоту экономики показывал нам на своих лекциях профессор Сергей Петрович Фортинский, хотя его курс назывался скучно «Бухгалтерский учет и анализ хозяйственной деятельности». Красота в его изложении была суровой, почти антарктической. Много лет спустя я узнал, что Сергей Петрович был выдающимся нумизматом, а кроме того собрал за свою жизнь коллекцию из 30 тысяч книжных знаков (экслибрисов). Тогда, в 1960-е годы, сознаться, что ты нумизмат, означало бы самодонос вплоть до реального срока. Большой соблазн был для людей из органов не отличить нумизмата от валютчика
Но любой нумизмат в душе уже романтик, и профессор Фортинский рассказывал о бухгалтерском учете хотя и прозой, но как поэт. Вот его пример из событий тяжелых лет Великой Отечественной войны.
С. П. Фортинский тогда работал экспертом в Контрольно-ревизионном управлении Минфина. И его включили в группу, которой было поручено разобраться в том, почему по отчетности производится гранат вдвое больше, чем поступает на фронт. Тогда гранаты производили артели промышленной кооперации (сокращенно промартели). Выяснилось, что сложилась схема взаимодействия между парами промартелей. На одной производились гранаты без взрывателей и покраски, и они валом или в мешках отправлялись в другую артель, где эти гранаты красили, укладывали в ящики и доукомплектовывали взрывателями. Профессор обходил стороной, что дальше в военное время было с предприимчивыми председателями артелей, да и был ли у них злой умысел, а если да, в чем он состоял. Красота состояла в том, что удалось объяснить, почему на фронт поступает только половина произведенных гранат. Впечатлит ли поэта такая красота? Вряд ли. В том мы и отличны.
Красоту экономики для меня воплощал, например, китайский журнал «Реформа», который выходил в Харбине в конце прошлого века. На любое постановление Правительства КНР он печатал свои сто иероглифов. Этот красивый квадратик 10 иероглифов на 10 в рамочке я был готов гладить и чуть ли не целовать. В нем рассказывалось, как можно обойти это очередное постановление правительства. Просто, лаконично — восторг, да и только. А без этих ста иероглифов вряд ли были бы успешными китайские реформы, и вряд ли Китай дошел бы до современных успехов.
К числу своих собственных красивых для экономиста дел я отношу, например, придуманное в 1990-е годы предложение брать с арендаторов бизнес-центра арендную плату по принципу «когда сможете». Согласно этому принципу, арендатор вносит арендную плату не равными долями каждый месяц, а тогда, когда у него есть возможность. У любого бизнеса есть сезонность. У арендатора, торгующего бумагой, провал доходов обычно летом, а у торгующего велосипедами — зимой. Если с первого брать арендную плату летом, а со второго — зимой, то обоим будет хорошо. Но красота не в этом счастье. Она в том, что я придумал систему перекрестного кредитования, которую никто не сможет признать кредитной. И если в бизнес-центре более сотни фирм, то их циклические платежи выстраиваются для арендодателя в ровненькую по году прямую. Получилось невидимое перекрестное кредитование. Разве это не красиво?
Несколько лет мне пришлось заниматься эффективным применением запахов в супермаркетах. Запахи стимулировали продажи. Воздействие запаха на человека — через образы. Если это запах в супермаркете, то это образ ситуации потребления. Так, в бум рождественских продаж во всем мире стимулируют продажи запахом рождественского пирога, проще говоря, запахом корицы. В российских супермаркетах запах корицы снижает продажи. Для них разработан сложный аромат мандаринов и елочной хвои. А этот запах, напротив, «не работает» в супермаркетах Франции и Германии. Чем не сюжет для размышлений о таких разных встречах Нового года! И новогодние стихи читают, наверное, тоже разные.
Красота экономики воплощена во многих классических произведениях русской литературы. Пьесы А. Н. Островского вообще невозможно понять человеку, не имеющему экономической подготовки. Но есть красота и в тех произведениях, что знакомы абсолютно всем.
Сейчас наконец-то начали осторожно рассказывать, зачем Чичиков собирал мертвые души. До кого эта информация еще не дошла, расскажу. В те времена Российской империи нужно было осваивать Тавриду, украинские степи, примыкающие к Крыму. И была придумана схема, когда помещикам, которые захотят перевезти своих крестьян в эти степи, бесплатно выделялась земля и предоставлялся льготный кредит на освоение выделенных государством угодий. По-своему красивая задумка. Но тут же нашлись люди, которые в ответ на эту красоту придумали ответный, не менее красивый ход: не указывать в переписях (тогда называлось «ревизских сказках»), что данный крепостной умер. Удивительно, но у всех, к кому Чичиков ни обращался, такие мертвые души были.
По расчетам исследователя Андрея Белых, сделанным по тексту Гоголя, средняя стоимость купленной Чичиковым мужской души составила 70 копеек, а залоговая стоимость ее при взятии кредита была равна 200 рублям2. Если можно было получить кредит в 70% от стоимости залога, то, вложив в тысячу мертвых душ 700 рублей, можно было бы получить кредит 140 тысяч рублей. Делим одно на другое и получаем увеличение капитала в 200 раз. Разве это не красота?
Правда, Чичиков, чтобы не утруждать читателя соотношением величин залога и кредита, говорит: «Да накупи я всех этих, которые вымерли, пока еще не подавали новых ревизских сказок, приобрети их, положим, тысячу, да, положим, опекунский совет даст по двести рублей на душу: вот уж двести тысяч капиталу!». Простим ему эту погрешность, видно, что человек увлечен. Отмечу, что во времена Чичикова существовало несколько государственных кредитных организаций, Опекунский совет — самая крупная из них. Поэтому он упомянул именно ее. Комментируют ли эти тонкости сейчас в школе? Не знаю, вряд ли. Но в прежние времена об этом не могло быть и речи.
А теперь перечитайте роман снова и по ходу чтения постарайтесь определить, кто из персонажей знал, зачем Чичикову нужны мертвые души, а кто не догадывался и оттого просто изумлялся. Поверьте, это знакомое с детства произведение заиграет новыми красками. И все эти краски — от экономики.

Экономисты и физики: отличия и сходство

Экономисты — лидеры среди тех современных ученых, кто развивает методы обработки статистической информации. Причина в том, что экономическая статистика, в отличие от экспериментальных данных в естественных науках, крайне ненадежна. Нет приборов, которые бы с годами совершенствовались, нет надежных методик эксперимента. Хотя книги по экспериментальной экономике все же появляются3.
Экономист открывает книгу по специальной теории относительности и читает: «Предположим, что существует пространство, бесконечное и изотропное (то есть одинаковое) во всех направлениях». Физик с интересом продолжает читать дальше. Экономист закрывает книгу и начинает размышлять, кому выгодно такое предположение, кто на нем решил подзаработать. После длительных многолетних размышлений я пришел к выводу, что именно на доказательстве, что это не так (через теорию струн, кротовьи норы или черную материю), и можно было вытягивать деньги на исследования в физике и космологии. С точки зрения экономиста, неплохо задумано.
Конечно, мотив у Эйнштейна и его последователей был другим, не работают ученые ради заработка. Существо дела для них всегда побеждает будущие доходы. Но, как экономист, я должен признать, что иначе было сложно получить финансирование исследований.
В моей работе по подготовке новых кад-
ров уже несколько десятилетий основным остается руководство дипломными проектами у математиков. В этих проектах всегда присутствует физическая модель. Иначе быть не может, экономика, оторванная от технологий, использующих физические и химические процессы, неминуемо превращается в схоластику. Приведу всего два примера. Один проект касался оптимизации сушки зерна. В зерносушилке идут два процесса. Один — съём влаги с поверхности зернышка, второй — подход влаги от середины зернышка к его поверхности. Физик опишет качественно оба процесса и успокоится. А для экономиста главное — согласовать их. Если медленно сушить, затратишь много энергии, зерно станет дорогим, и его не продашь. Если сушить быстро, то влага изнутри зернышка не успеет добраться до поверхности, превратится в пар, и зерно взорвется. Такое зерно дорого не продашь. Вот и приходится экономисту согласовывать два процесса, ориентируясь на рыночные цены. Много дипломных проектов под моим началом посвящены были энергосбережению. Там тоже на уравнения теплопередачи накладываются жесткие экономические ограничения.
Но хватит о моих делах, обратимся к делам больших масштабов. Рассмотрим, например, как физики вместе с химиками подходят к проблеме изменений климата и в чем отличается от их подхода то, что делают экономисты. Для естественных наук принципиальна физическая картина мира. Для экономистов существует только то, в чем есть экономический интерес. Например, с озоновыми дырами экономистам не повезло. Зря блуждали они по небу, но так и не нашли большого экономического интереса. Пошумели энтузиасты-экологи, запретили, скорее всего, неповинный фреон, кто-то на этой замене нажился. Но люди с большими деньгами (а значит, и экономисты) опасность проигнорировали. А с углекислым газом попали-таки в точку. Не только физики, но и правительства стран мира признали, что главная опасность, основная причина нежелательных изменений климата исходит от выбросов углекислого газа от промышленности, то это для экономиста является причиной, почему они начинают заниматься этой проблемой. Если бы признали, что углекислый газ накапливается от вулканов, а не от человека, для экономиста проблема перестала бы существовать.
Теперь у физиков по поводу изменений климата концепция изменилась. В большинстве своем они считают, что главная опасность исходит не от углекислого газа, а от выбросов метана. Экономисты краем глаза начинают отслеживать, имеет ли человек отношение к этим выбросам. Ему объясняют, что причина — в таянии вечной мерзлоты, когда метан, ранее находившийся в ней, выходит наружу. Похоже, человек тут опять не при делах. Хотя некоторая причастность признается. Человечество выращивает крупный рогатый скот. Коровы загрязняют природу не только навозом, они еще и выпускают газы с высоким содержанием метана. И здесь экономист выжидает. Только когда на бесконтрольно пукающих коров обратят свое внимание государственные или общественные структуры, тогда экономист и подключится к работе.
Начнется подготовка обоснований относительно квот на поголовье скота по странам. Как и с углекислым газом, начнется торговля квотами на выбросы метана коровами. И тут уж не до красоты, сотни дифференциальных уравнений, анализ зависимости коровьего «выхлопа» от коровьей же диеты. Инновационные фирмы будут активно разрабатывать БАДы с этой целью. Экономика зашевелится, а хорошо ли обоснована причина шевеления, дело другое. Описание процесса и экономические выкладки потребуют такой математики, какой позавидует большинство физиков, не говоря уже о химиках.
Отмечу, что смены приоритетов у причин изменений климата происходят не так часто. Другое дело — начинания нашего правительства. То особые экономические зоны (ОЭЗ) вдруг заменяются на ТОРы, территории опережающего развития. Создание миллионов наукоемких рабочих мест неожиданно сменяется цифровой экономикой. Экономическая картина мира меняется существенно быстрее, чем физическая. И хотя экономистам приходится крутиться быстрее, если не учитывать скорость, по смыслу кручение точно такое же, как у физиков.
* * *
Вот такие мы, экономисты: и не физики, и не лирики, хотя немного и те, и другие. С другой стороны, теперь, когда в загоне все скопом, чего уж тут считаться. Будем надеяться, что это временно. Пройдут трудные времена, опять начнем дискуссию. Пусть и тогда каждый физик и лирик, как я, считает, что ему несказанно повезло с его профессией, лучшей из всех.

Юрий Воронов


1 Замечательный человек, выдающийся специалист по кибернетике Игорь Андреевич Полетаев (1915—1983) мог бы представлять лириков не хуже Ильи Эренбурга. Он увлекался многими видами искусства, однако в многочисленных беседах прекрасно исполнял взятую на себя роль в дискуссии.

2 Белых А. (2009). Уроки Гоголя — анализ бизнес-плана Чичикова, Экономическая политика, № 2, с. 148—149.

3 Воронов Ю. П. Прикладная экспериментальная экономика. Новосибирск, издательство ИЭиОПП, 2009.