Великая Отечественная война: мифы против историков
Тема Великой Отечественной войны ещё долго не станет предметом беспристрастного изучения. Хотя война окончилась 75 лет назад, битвы за её интерпретацию продолжаются, переместившись на страницы учебников и монографий, в СМИ и на экраны кинотеатров, в публичное и символическое пространства
Поскольку история — это всегда взгляд в прошлое из настоящего, каждое новое поколение заново переписывает прошлое своей страны. Например, старшее поколение россиян хорошо помнит «Малую Землю», которая с лёгкой руки Леонида Ильича Брежнева стала «центральным событием» Второй мировой.
О том, какой видят россияне Великую Отечественную войну сегодня, рассказывает известный историк, главный редактор научно-исторического журнала «Сибирский Архив», доктор исторических наук Владислав Кокоулин.
— Насколько сильно изменились оценки и интерпретация войны в постсоветскую эпоху по сравнению с советской?
— Прежде всего, следует сказать, что переосмысление истории Великой Отечественной войны началось не в постсоветскую эпоху. Оно началось сразу же после окончания войны. Государственная политика исторической памяти была направлена на вытеснение из массового сознания трагических и неоднозначных сторон прошедшей войны, особенно её начального периода, и замену их эпико-героическими страницами. Если мы посмотрим фильмы начального периода войны и послевоенные кинокартины, то отчётливо увидим, что первые были посвящены мобилизации всех ресурсов на борьбу с фашистскими захватчиками, а вторые — победе как символу торжества советского строя, сталинского руководства и преимуществ социализма.
Этот ракурс сохранялся и в послевоенные годы — начальный период войны с поражениями и оккупацией вспоминался всё меньше и меньше, зато всё больше и больше внимания уделялось победоносным сражениям — битве под Москвой, Сталинградом, Курском и победоносному наступлению на Берлин. А, например, Ржевская битва в числе многих других сражений, в которых Красная Армия или не достигла значительных успехов, или потерпела поражение, сознательно вытеснялась из исторической памяти и, соответственно, из массового сознания.
Трансформация государственной политики в отношении формирования исторической памяти о войне продолжалась после ХХ съезда и в годы правления Брежнева. Переписывались мемуары, возвеличивались одни герои в ущерб другим. В итоге победа советского народа под руководством Сталина к середине 1980-х годов превратилась в победу советского народа, но уже под руководством коммунистической партии.
Происходили и другие трансформации образа войны в массовом сознании. Так, популярный в 1970-е годы сериал «Семнадцать мгновений весны» сыграл существенную роль в политике разрядки напряжённости. Не оправдывая нацизм, он «снял» прежний образ врага как существа однозначно «бесчеловечного», показав, что наряду с заведомо отрицательными персонажами, такими как Гитлер, Гиммлер и другие, были такие, как Гельмут и Айсман, обманутые нацистской пропагандой. Парадоксально, но даже в отрицательных персонажах, таких как Мюллер и Шелленберг, просматривались вполне симпатичные человеческие черты.
В годы Перестройки советские люди оказались в специфической социально-культурной ситуации. На них обрушилась лавина противоречивой информации. И массовое сознание отреагировало на это специфическим образом — оно посчитало, что профессиональные историки всех обманывают, а «истина где-то рядом», она скрыта. И когда появилась книга Суворова «Ледокол» с «концепцией» начала войны, которая полностью противоречила советской, она была воспринята массовым сознанием как «откровение». Хотя все доказательства в книге сводились к смещению акцентов — страна готовилась к войне (значит, готовилась наступать), незадолго до войны был введён всеобщий призыв, начата подготовка парашютистов (не потому, что авиация развивалась, а для всё того же наступления), расширение территории СССР уже однозначно «свидетельствовало» о создании плацдарма для броска в Европу, и дальше — в том же духе.
Сокрушение советского мифа о коварном и внезапном нападении на мирную спящую страну Советов, хотя и таким специфическим образом, всё же открыло путь к научному изучению обстоятельств начала войны и причин наших поражений. Публиковались документы, которые проливали свет на обстоятельства начала войны и сделали более понятным те стороны войны, которые ранее старательно
замалчивались. Мы узнали о репрессиях командного состава перед войной, о ранее неизвестных аспектах партизанского движения, о коллаборационистах, власовцах, военной и послевоенной повседневности, заградотрядах, штрафбатах и прочем.
Эти темы подхватили публицисты и киносценаристы. Но вместо объёмной и разносторонней картины войны начался явный перекос в сторону ранее закрытых сюжетов. В итоге в 1990-е годы появились фильмы типа «Ветер с востока», в которых показаны власовцы чуть ли не как положительные герои. В 2000-е годы появились фильмы типа «Свои», в которых уже и полицаи стали «неплохими парнями». А фильм «Сволочи» — это, кажется, первый и единственный фильм, в котором войну просто оболгали. Фильм о том, чего не было и не могло быть. При этом он имеет абсолютно отрицательную ценность, так как перечёркивает память о тех подростках, которые действительно воевали на фронте и в партизанских формированиях. И очень странно, что государство профинансировало съёмки фильма с таким сюжетом.
— То есть, сегодня мы живём в плену представлений о Войне, рождённых в годы Перестройки?
— Не совсем так. Перестройка закончилась 30 лет назад. За это время мы пережили ещё как минимум три этапа радикальной трансформации наших представлений об этой войне.
В первое постсоветское десятилетие кинематограф практически не уделял внимания Великой Отечественной войне. В эти годы было снято всего несколько фильмов в качестве экранизации известных литературных произведений. Это не должно удивлять — слишком уж трагические картины Великой Отечественной напоминали то, что происходило в России в 1990-е.
Учебная литература также не блистала «новизной» и «оригинальностью» — авторы учебников смешивали в кучу исторические факты, мифы, стереотипы и штампы. Вот перед нами написанный в середине 1990-х годов учебник по истории России ХХ века, в числе авторов которого значится профессор НГУ Владимир Исупов. В основу учебника положена концепция двух «тоталитаризмов» — фашистского и коммунистического. Причём коммунистический режим авторы объявили ещё более «зловещим», чем фашистский, поскольку он «оказался более живучим» и воспользовался победой в Великой Отечественной войне для закрепления своего господства. После этого не удивляет даже то, что авторы учебника виновными в блокаде Ленинграда и жертвах этой блокады объявили не Гитлера, а сталинское руководство и его «просчёты».
В следующее постсоветское десятилетие на экраны вышли десятки фильмов и сериалов на военную тему. Если мы посмотрим эти фильмы, то увидим, как из одной картины в другую «кочуют» клишированные персонажи: самодур-особист, вороватый старшина, комиссар со специ-фической внешностью; Красная Армия, вооружённая только винтовками и бутылками с «коктейлем Молотова», в то время как у фашистов есть артиллерия, танки и самолёты; бездарные генералы, заваливающие «трупами» врагов. В фильмах «уничтожают фашизм» то священники и штрафбатники, то истеричные и фанатичные офицеры и комиссары, гнавшие на фашистский убой советских солдат.
Причём любопытно, что фильмы, посвящённые Победе и победоносным сражениям, в эти годы не снимались. Был, правда, такой фильм, выпущенный к 60-летию Победы, и даже назывался он – «День Победы». Но, как ни странно, в нём рассказывалось опять же о том, как «гнали на убой» штрафбатников с наколками.
— А что предлагает зрителю о Великой Отечественной войне современный кинематограф?
— Начиная примерно с 2010 года политика государства в отношении исторической памяти вновь меняется. Идёт новая волна мифологизации войны — возвращение «героики», «эпического героизма». Но беда в том, что делается это неумело и без подлинного вдохновения. Отсюда вновь все эти фильмы и сериалы со штампованными «особистами», «священниками», «комиссарами». Кроме того, кинематограф пытается подстроиться под менталитет молодёжи, приученной к голливудскому гламуру. Но наш кинематограф явно не дотягивает до голливудского, в результате — много откровенной халтуры, которая не производит глубокого впечатления. Вот, к примеру, фильм «Мы из будущего», в котором в изобилии представлены пафосные фразы о смысле жизни, «неожиданные» героические поступки и «любовь» на фоне театра военных действий.
Бой в советском фильме — это трагедия, боль, страх, сопереживание героям. Сопереживать героям современных военных боевиков невозможно — у них нет ни индивидуальной, ни социальной мотивации. А бой в современном фильме — это красивая картинка с парой фашистских «танков» и десятком фашистских «пехотинцев». Да и главный герой зачастую — это не советский офицер или солдат, а американизированный терминатор в форме Красной Армии.
Начало войны в восприятии советского времени — это боль и трагедия страны. Советские солдаты боролись за свою Родину, боялись, но шли в атаку и побеждали, отдавали свои жизни для того, чтобы жили другие. В постсоветское время эта тема превращается в средний боевик с элементами мелодрамы. Те, кто воевал, не были одиночками-индивидуалистами и суперменами, а были простыми людьми. Они погибали, и это была трагедия. А после просмотра современных фильмов, посвящённых началу войны, молодёжь усвоит максимум, что «была война с фашистами, и наши то ли проиграли, то ли победили».
В советских фильмах мы восхищались храбростью, мужеством и самоотверженностью людей, готовых спасти ценой своей жизни Родину от фашизма. В постсоветских фильмах — героизма советских бойцов уже нет, а есть фашисты, которые рассуждают о животности и бесчеловечности «русских», которые и войну-то ведут «не по правилам» и «не по-честному». В советских фильмах любовь изображалась как близость двух душ, оказавшихся в кровавом огненном аду. В современных фильмах любовная линия — это похоть и насилие. В итоге молодёжь запомнит, что против бедных немецких солдатиков и философствующих фашистских офицеров сражались тупые отмороженные идиоты, не знающие
подвига и героизма, а весь фильм носящиеся за «юбкой». Кто же выиграл войну? Очевидно, американцы или англичане.
Любопытно, что тема бездарности советского командования, столь популярная в годы Перестройки и в начале 2000-х годов, совершенно исчезает с экранов и из учебников по истории.
— А что противопоставляют этому профессиональные историки? Пишет ли наш Институт истории СО РАН историю сибиряков в годы Великой Отечественной?
— Конечно, начиная с 1990-х годов российскими историками ведётся большая работа по изучению истории Великой Отечественной. Но, к сожалению, исторические дискуссии практически не оказывают влияния на массовое сознание — оно находится в плену конъюнктурщиков, бездарно штампующих разного рода «сенсации» и заполняющих страницы Интернета фотоколлажами и текстами никогда не существовавших документов. А уж о кинематографе и говорить нечего: на исторических и военных консультантах создатели фильмов явно экономят.
Что касается Института истории, то он в силу своего краеведческого уклона занимается историей войны только в пределах темы сибирского тыла. Конечно, тема тыла не настолько увлекательна, но даже в этом ракурсе её можно было бы раскрыть гораздо интереснее и полнее. Время от времени в Институте выходят сборники документов, к очередному юбилею Победы проводится очередная конференция. Беда в том, что все эти фрагменты никак не складываются в общую картину.
А некоторые сотрудники Института и вовсе занимаются имитацией изучения данной темы. Судите сами. Вот один из сотрудников берёт свою статью пятилетней давности под названием «К вопросу о масштабах воинских мобилизаций в Западной Сибири в годы Великой Отечественной войны», меняет «Западную Сибирь» на «Сибирский военный округ», добавляет несколько «новых» цифр и публикует «новую» статью, дублируя на 90 процентов предыдущую. Парадоксально, что в «новой» статье автор пишет, что «ссылки на документы, хранящиеся в архивах, в тексте статьи не приводятся». Поэтому проверить его данные невозможно — то ли они взяты из документов, то ли «с потолка»? Такая, с позволения сказать, «научная» деятельность!
И гораздо важнее то, что наши историки из Института истории полностью игнорируют тему войны с Японией. А она ведь велась в Сибири и на Дальнем Востоке. Хотя бы тут они могли развернуть свои краеведческие таланты…
— Можно ли что-то сделать, чтобы сдвинуть массовое сознание в сторону научного понимания истории войны?
— Исторический миф, который пока побеждает научное историческое знание, порождается массовым сознанием как ответ на определённые общественные потребности. К примеру, в США представления о том, что их страна — великая держава, связано с настоящим, а не героическим прошлым. В России для того, чтобы считать её великой страной, необходимо постоянно обращаться к героическим страницам её прошлого. Поэтому тема Великой Отечественной войны ещё долго не уйдёт в историю, не станет предметом беспристрастного изучения и обсуждения.
Беседовала Марина Вдовик