Социализм как препятствие к развитию

Мифы и факты о Скандинавии и Сибири в исследованиях российского экономиста, чл.-корреспондента РАН Виктора Суслова

В прошлом номере журнала была опубликована моя статья, в которой представлялись успехи социально-экономического развития скандинавских стран (речь шла о трех странах: Норвегии, Швеции и Финляндии) на «блеклом» сибирском и в целом российском фоне. В качестве одной из главных причин такого положения, как это могло бы следовать из моего текста, является государственное устройство этих стран, основанное на социал-демократических идеях: «шведский социализм», «государство всеобщего благосостояния». Такое заключение было бы совершенно неправильным. Миф о «третьем пути» не соответствует наблюдаемым фактам. В качестве одной из главных причин такого положения, как это могло бы следовать из моего текста, является государственное устройство этих стран, основанное на социал-демократических идеях: «шведский социализм», «государство всеобщего благосостояния».

Неоспоримые успехи в социально-экономическом развитии скандинавских стран в сравнении с Россией вообще и Сибирью в особенности имели место не столько «благодаря», сколько «вопреки» социал-демократическому устройству этих стран, имевшему место в 70—90-е годы прошлого века. Это установлено благодаря, в частности, весьма основательным исследованиям шведского экономиста курдского происхождения Нима Санандаджи, представленным в его книге «Культура, рынки и крах социализма третьего пути»[1].

Экономика скандинавских стран перешла на свободные рыночные отношения во 2-й половине XIX века. В качестве «точки отсчета» можно принять 1870 год. За прошедшие 145 лет — в качестве «конечной точки» принят 2015 год — душевой ВВП по ППС (валовой внутренний продукт по паритету покупательной способности, т.е. с устранением межстрановых различий в уровнях цен, на душу населения), который в дальнейшем будем называть целевым показателем (ЦП), вырос в каждой из скандинавских стран в 20 раз, в США — в 14 раз, в Германии и Франции — в 12 раз, в Великобритании — в 7 раз (здесь и ниже используются данные знаменитых «таблиц Мэдисона»[2]; Германию, Францию и Великобританию вместе будем в дальнейшем называть Центрально-западной Европой — ЦЗЕ). Это еще раз подчеркивает успехи скандинавских стран. Рост российского ЦП за этот период окажется, вероятно, в интервале 16—18 раз, его значение для Сибири — на скандинавском уровне (по данным искаженной по идеологическим причинам официальной советской статистики этот рост только за годы с первых «пятилеток» — с конца 30-х годов прошлого века — был существенно выше).

За этими общими для полуторавекового периода времени страновыми особенностями скрываются значительные качественные и количественные различия разных временных отрезков.

Социал-демократические партии начали приходить к власти, в частности, в Скандинавии — вероятно под влиянием пропагандируемых успехов СССР в социалистическом строительстве — в 30-годы прошлого столетия. Стали усиливаться позиции профсоюзов, расти масштабы социальной поддержки трудящихся (разного вида пособия и выплаты), начиналось огосударствление некоторых сфер социально-экономической жизни, но к радикальным реформам государственного устройства социал-демократам удалось приступить именно в скандинавских странах (включая Данию) только в 60—70-х годах (после своеобразной «паузы», вызванной 2-й мировой войной и послевоенным восстановлением национальных хозяйств). «Антисоциалистические» реформы, восстанавливающие свободные рыночные отношения, стали проводиться на рубеже XX и XXI-го веков.

Таким образом, можно выделить (достаточно условно) три временных подпериода: 1870—1970 — свободное капиталистическое, 1970—2000 — «социалистическое», 2000—2015 — «постсоциалистическое» развитие. В точности в эту хронологию «укладывается» Швеция: она имела самые высокие (среди включенных в анализ стран — Скандинавии, ЦЗЕ, США) темпы роста в 1-й из этих подпериодов, самые низкие — во 2-й подпериод, и вновь самые высокие — в 3-й подпериод (с резким падением к его концу — после 2010 года). Финляндия и Норвегия также были лидерами экономического роста в 1-й подпериод, занимая, соответственно, 2-е и 3-е места. Они оставались лидерами и во 2-м подпериоде — «социалистического» развития: Норвегия (1-е место)— благодаря освоению крупных нефтегазовых месторождений на шельфе Северного, а потом и Баренцева морей, Финляндия (2-е место) — вследствие более низкого и более позднего старта экономического роста. Явными аутсайдерами они оказались в 3-м подпериоде, причем в его конце (после 2010 года) у Финляндии были отрицательные темпы прироста ЦП.

Интересно, что и в экономическом развитии Сибири и России в целом можно выделить те же временные подпериоды. Только по несколько иным основаниям. 1-й подпериод: ускоренное развитие, сначала — под действием свободных рыночных сил, потом — под «прессом» партийных директив; 2-й подпериод: стагнация (брежневский «застой», горбачевские «хотелки»), переходящая в общесистемный кризис (ельцинский «беспредел»); 3-й подпериод: «восстановление» экономики, ведущее к очередной стагнации и рецессии (путинские «потуги»).

Швеция стартовала, отставая (в 1870 году) от стран ЦЗЕ и США по целевому показателю — ЦП — почти в 2 раза. К началу 2-го подпериода она уже превышала по этому показателю ЦЗЕ на 12%, отставая от США примерно на 10% (в сравнении с США это был абсолютный максимум, по отношению к ЦЗЕ — локальный; другие локальные максимумы достигались в 1950 году — +25%, — последствие мировой войны, в которой Швеция была нейтральной — и в 2010 году — +14% — результат «антисоциалистических» преобразований). Затем в период «социалистического» развития эти показатели немного снизились. В 3-м подпериоде наблюдался их небольшой рост с последующим (к концу подпериода) падением.

Динамика ЦП Финляндии и Норвегии по отношению к ЦЗЕ и США качественно имеет такой же характер с тем отличием, что стартовые позиции Финляндии были хуже (она отставала более чем в 2 раза от ЦЗЕ и США), а Норвегии — заметно лучше (были такими же, как в ЦЗЕ и чуть лучше — на 10% — чем в США). Своего максимума в Финляндии значение ЦП достигло в 2010 году, немного превысив уровень ЦЗЕ (на полпроцента) и достигнув более трех четвертей (76,4%) уровня США. В Норвегии максимум был достигнут в 2000 году: 2,19 к уровню ЦЗЕ и 1,65 по отношению к США (весьма вероятно, что Мэдисон несколько преувеличил ЦП Норвегии; по другим данным, эта страна по уровню ЦП достигла среднего западноевропейского значения лишь к началу 70-х годов прошлого века, к началу нового века она превысила западноевропейское значение ЦП на четверть).

Радикальные реформы, начатые социал-демократическими правительствами скандинавских стран в 60—70-х годах ХХ века, шли по двум взаимосвязанным направлениям, оба из которых имели негативные последствия для экономического роста: увеличение налоговой нагрузки, угнетающее предпринимательскую инициативу, и рост социальных выплат неработающему населению, вызывающий истончение накопленного веками культурного капитала, который можно назвать «нордической ментальностью».

Вплоть до 60-х годов прошлого века налоговая нагрузка в скандинавских странах оставалась обычной для промышленно развитых стран — не более 30% от ВВП. К концу века она, резко увеличившись, немного не достигла половины (в Дании — достигла) ВВП, заметно преодолев уровень в 40% и превысив порой 100% прибыли частных компаний. За годы «социалистического» развития практически не было создано ни одной крупной частной фирмы, более того, основатели некоторых таких компаний (IKEA, Tetra Pak, H&M и др.) мигрировали за границу. При этом социал-демократические правительства умело создавали «налоговую иллюзию». Прямые, ощущаемые населением, налоги (на доходы, имущество и др.) не росли, а даже сокращались, а косвенные, «скрытые» от населения, налоги (на добавленную стоимость, социальные отчисления от доходов бизнеса, акцизы в розничных ценах и т.д.) были резко увеличены. Так, например, в Норвегии с 1965 по 2013 год прямые налоги сократились с 26 до 23% от ВВП, а косвенные выросли с 4 до 18%, в Швеции за этот период прямые налоги сократились с 27 до 24%, а косвенные подскочили с 4 до 19% ВВП. В последние годы налоговые ставки стали снижаться, оставаясь достаточно высокими по западноевропейским и североамериканским меркам. В России налоговая нагрузка не превышает 40% ВВП, косвенные налоги составляют примерно ее треть.

Многочисленные исследования свидетельствуют, что уровень налогообложения в скандинавских странах превышал (в годы радикальных социал-демократических реформ) максимальное значение на кривой Лаффера[3], т.е. снижение налоговых ставок могло бы привести к росту государственных доходов.

Главная причина «досоциалистических» успехов социально-экономического развития стран Скандинавии заключается, по мнению многих и, в том числе, моему,  в эффекте накопленного культурного капитала — в «нордической ментальности» населения этих стран, поддержанной адекватной экономической политикой скандинавских государств и значительно усилившей позитивное влияние сил свободного рынка. Источников этого капитала два: религия — протестантизм (Норвегия и Финляндия, а также Дания — страны с самой высокой в развитом мире долей протестантского населения — свыше 80%, Швеция — протестантская страна почти на две трети), и образ жизни — в неблагоприятных природно-климатических условиях, но зато не обремененный крепостным правом (следовало бы, наверное, назвать еще один источник — «лихое» прошлое, время викингов, но в данном случае без глубоких исторических экскурсов можно обойтись).

О влиянии религии на экономическое развитие написано достаточно много. В частности, в одной из работ[4] малоизвестного экономиста Александра Плясовских можно найти такие любопытные данные (они количественно подтверждают идеи знаменитого немецкого социолога XIX века Макса Вебера, высказанные им в книге «Протестантская этика и дух капитализма»[5]): в христианских странах душевой ВВП в 5 раз выше среднемирового уровня, причем, в протестантских странах — в 8 раз, в католических — в 1,5 раза, в православных — в 0,8 раз; мусульманство, буддизм, индуизм обеспечивает душевой ВВП на уровне от 0,3 до 0,1 среднемирового, коммунистическая идеология — 0,2 среднемирового уровня. Таким образом (относясь со всей осторожностью к приведенным данным), протестантская трудовая этика, заключающаяся в трудолюбии, нацеленности на личный успех и материальное богатство, является, по-видимому, важнейшим элементом фундамента скандинавских достижений в экономическом развитии. Второй элемент фундамента «нордической ментальности»: опять же —  трудолюбие, а также личная ответственность в сочетании с социальной сплоченностью и высоким доверием к государственной власти, — взращен всей историей жизни в суровых условиях севера.

В «социалистический» период развития скандинавских стран культурный капитал перестал расти и начал тратиться. Высокие показатели здоровья скандинавов, их продолжительности жизни, детской выживаемости (в противоположность детской смертности) начали терять свои позиции на мировом фоне. Рельефно проявились позитивные стороны «нордической ментальности», теряемые на своей родине. Потомки скандинавских мигрантов в США, по данным переписи населения 2010 года, имели среднегодовой доход домохозяйства на 10—15 тыс. долларов (20—30%) больше среднестатистических американцев и, конечно, заметно больший доходов их двоюродно-троюродных братьев-сестер, оставшихся на родине.

Характерно и изменение состава иммигрантов. В «досоциалистический» период в Скандинавию, как и в другие западноевропейские и североамериканские страны, из Северной Африки и Ближнего Востока приезжали, в основном, высокообразованные люди, желающие более полно себя реализовать и имеющие, в конце концов, на новой родине более низкий уровень безработицы и более высокие доходы по сравнению с коренным населением. Теперь сюда «рванули» бедные, малообразованные и, главное, не желающие работать североафриканцы, арабы, турки, персы с единственной целью — «сесть» на социальные льготы новой страны пребывания. Былая однородность, национальная гомогенность, приводящая к низкой (по мировым меркам) дифференциации доходов, стали быстро теряться.

Но и «качество» коренного населения начало заметно снижаться — параллельно с ростом доли населения, считающего вполне допустимым обманывать государство в погоне за незаслуженным  финансовым обеспечением (на это указывали многие социологические обследования). До одной пятой вполне трудоспособного коренного населения начали предпочитать жить на социальные пособия по безработице, по болезни и потери трудоспособности, по раннему выходу на пенсию. Жить «на халяву» (в этих странах с изначально весьма здоровым населением) становилось чуть ли не нормой, особенно для молодежи. Скрытая безработица за счет таких «халявщиков» достигала в Швеции 10% и более от трудоспособного населения, в то время как официальная безработица показывалась на уровне 5—8%.

Кульминацией «социалистической» политики стало введение в Швеции в 1984 году так называемых «фондов наемных работников». Фактически в эти «фонды» конфисковывалась часть прибыли частных компаний для покупки акций, поступающих в управление профсоюзов. Этакая «мягкая» социалистическая революция. Характерно, что против этих намерений правительства выступили сами наемные рабочие. В октябре 1983 года их усилиями была проведена, вероятно, самая крупная в истории страны политическая демонстрация (в ней приняли участие более 100 тысяч человек) — против этих фондов. В 1991 году с приходом правоцентристского правительства они были отменены, а накопленные средства были переведены в пенсионные и научно-исследовательские фонды.

Скандинавия «переболела» социализмом благодаря высокой прочности накопленного ранее культурного капитала, заплатив потерей части этого самого капитала. С Сибирью (да и с Россией в целом) обстоятельства сложились гораздо хуже.

Реформация XVI—XVII веков привела к появлению в Европе протестантизма — фактически, религиозной идеологии капитализма. Веком позже США и Великобритания с более чем наполовину протестантским населением возглавили первую промышленную революцию. Немного позже в лидеры капиталистического роста вышли протестантские страны Скандинавии. В России роль европейской реформации выполнил Раскол XVII века. Именно старообрядцы, беглые крестьяне и казаки-авантюристы, имеющие все черты «нордического менталитета» (кроме, конечно, уважения к власти), осваивали Север и Восток России, избежав, как и скандинавские жители, крепостного права. Но, в отличие от Скандинавии, в Сибири (как и в России в целом) за годы социалистического «ига» весь исторически накопленный культурный капитал был конфискован или израсходован. Только если «у них» потери культурного капитала произошли вследствие «развращения» населения избыточными государственными «подачками», то «у нас» этот капитал был утрачен целенаправленным подавлением предпринимательской инициативы. Это — одна из весомых причин социально-экономического «провала» России и, особенно, Сибири.

Культурный капитал создается веками, теряется за десятилетия. Восстанавливается? Народы России имеют в этом богатый опыт.

---

[1] Nima Sanandaji. Culture, Markets and the Failure of Third-Way Socialism. First published in Great Britain in 2015 by The Institute of Economic Affairs. 2 Lord North StreetWestminster London SW1P 3LB in association with London Publishing Partnership Ltd// www.londonpublishingpartnership.co.uk.

[2] https://www.rug.nl/ggdc/historicaldevelopment/maddison/ releases/maddison-project-database-2018). Ангус Мэдисон (1926-2010) – один из величайших британских экономистов-статистиков, который впервые привел к сопоставимому виду и свел в одну таблицу данные о населении и производстве ВВП по странам мира: отдельные оценки даны, начиная с 1-го года нашей эры, по большинству стран — с XIX века, по всем 169 странам — с середины ХХ века.

[3] Кривая вида опрокинутой параболы, показывающая зависимость налоговых доходов государства от ставок налогов. С увеличением ставок доходы сначала растут с замедляющейся скоростью и, достигнув максимума, начинают уменьшаться: уклонение от налогов приобретает все большие масштабы.

[4] См., напр., Плясовских А. «Может ли христианство привести Россию к возрождению ее экономической мощи». http://www.invictory.com/library/post-5152-impact.html, 2011.

[5] В последний раз издана на русском языке в 2016 году издательством «Центр гуманитарных инициатив», ISBN: 978-5-98712-086-6.