Призрак экономики «военного времени»
Экономическая повестка Гайдаровского форума-2021 была традиционно обширной. На этот раз (учитывая специфику 2020 года) — еще и объективно интересной. Экономический ответ на кризис, потенциальная возможность роста, нестабильность макроэкономических условий, новые потребительские предпочтения — вопросов было больше, чем ответов. И многие ответы удивили
Например, основной темой дискуссии «Непростой разговор об экономическом росте», в которой приняли участие первые лица российского правительства (и с этой точки зрения она представляет определенный интерес), стало обсуждение реакции экономики России на вызовы 2020 года.
Жертвенный агнец локдауна/локаута
На протяжении последних кризисов разные государства жертвовали экономикой ради решения социальных проблем. У нас это было в 2008—2009 годах, так случилось и в 2020-м. По мнению министра финансов России (на тот момент) Антона Силуанова, в целом экономика России справилась с проблемами, которые принес 2020 год. Хотя в этот раз в России ситуация развивалась совершенно иначе, нежели в 2015 году, например. Тогда цены на нефть сильно упали, мировые рейтинги страны также обрушились. Сейчас процентная ставка в России меньше, чем когда-либо.
«Мы в прошлом году, как и все страны, пожертвовали экономическим ростом ради здоровья, ради жизни наших граждан. Но это было оправдано, и мы помогли как государство в этот момент и людям, помогли бизнесу, предприятиям. То есть, по сути, мы через наши возможности, через бюджетные возможности минимизировали последствия таких решений, помогая и бизнесу, и гражданам», — сказал он.
Такой подход вполне естественен, однако тратить, по словам профессора экономики Лондонской школы бизнеса Кармен Рейнхарт, «нужно столько, сколько позволяют ресурсы» (то есть максимально много), а вот это вряд ли можно сказать о действиях во время пандемии нашего правительства. Скорее, это была господдержка «эконом-класса».
Может быть потому, что, в соответствии с позицией Антона Силуанова, «злоупотребление государственными инвестициями может навредить экономике»? «Перебарщивать здесь нельзя, не нужно увлекаться такими идеями, потому что не надо мешать частным инвестициям». Правда, как одно мешает другому, если использовать разные точки приложения и финансово поддерживать разные сферы и сегменты экономики, мне непонятно.
Также не до конца ясна и позиция министра экономического развития России Максима Решетникова, заявившего, что повлиять на экономический рост могут и сами граждане, структура потребления которых существенно изменилась в 2020 году.
«Сама структура потребительских расходов и предпочтений существенным образом может влиять на экономический рост. И здесь идут существенные изменения. Есть краткосрочные изменения в связи с закрытием экономики, но есть и долгосрочные эффекты — в частности, изменение предпочтения в торговле. Вернутся ли люди в торговые центры, в офлайн-торговлю?».
Да, это вопрос. Если же говорить об изменившейся структуре потребления, то и повлиять на экономический рост она может не в целом, а лишь структурно — в отдельных, востребованных рынком на данный момент, отраслях. Никто, например, не спорит, что есть биофарм, есть онлайн-продажи, сегодня они в тренде, на подъеме — время такое. Но вряд ли они обеспечат стабильный рост и процветание всей отечественной экономике.
Трудно поспорить и с тем, что потребительские расходы поддерживают экономику — чем больше население тратит, тем жизнеспособнее экономика, это аксиома. Но извините за банальность: чтобы тратить, нужно что-то в кармане иметь. А с этим, как мы видим, у граждан России весьма напряженно. Потенциально, на эмпирическом уровне, спрос, конечно, есть, но вот в реальности он «затаился» в пустых карманах. Это как в анекдоте прямо в тему: посетитель зоопарка читает табличку на клетке со слоном: «Может съесть за раз 400 кг сена, 100 кг моркови, 100 кг бананов…». «Неужели и вправду всё это может съесть?» — обращается посетитель к стоящему неподалёку смотрителю зоопарка. «Съесть-то он съесть, да хто ж ему дасть», — отвечает, зевая, смотритель. Вот прямо в точку.
В поисках стрессоустойчивости и баланса
«То, что произошло с нами за последний год, похоже на экономику «военного времени», — заметил в ходе форума вице-президент, главный экономист Группы Всемирного банка Кеннет Рогофф. — На войне не спрашивают, на какие шиши мы будем воевать. Так и сейчас не стоит вопрос, нужно ли вмешательство государства. Оно нужно».
Стоит ли ждать нового глобального кризиса? Если да, то когда? Какие экономические вызовы носят временный характер, а какие — систематический? Эти вопросы участники обсудили в ходе экспертной дискуссии «Вызовы макроэкономической политики в современном мире». Здесь же был поднят вопрос и об избирательности относительно различных субъектов экономической деятельности. «Да, конечно, государство пытается в кризисный момент помочь экономическим субъектам, но каждый раз мы говорим о сфере услуг, а не о промышленности, — заметил Кеннет Рогофф. — Но ведь именно в промышленности заняты люди с наименьшим доходом. И если сегодня экономические институты не предпримут ничего, чтобы преодолеть или хотя бы сократить экономическое расслоение населения, условно через пять лет, когда закончится кризис, мы будем иметь пропасть между бедными и богатыми».
Очень правильные слова. Обратимся, например, к российскому промышленному сектору, он — как об этом часто говорят с высоких трибун — достаточно спокойно перенес вынужденный локаут и всё с ним связанное. Но даже если это так, очевидно, что промсектор столкнулся с реальными и серьёзными вызовами, разорвавшими глобальные экономические цепочки как минимум.
Принимающий участие в дискуссии «Новая структура экономики» министр промышленности и торговли РФ Денис Мантуров был тем не менее настолько оптимистичен, что заявил: «Если бы не было коронавируса, нужно было бы его придумать для того, чтобы обеспечить такую встряску… чтобы дать дополнительный импульс для консолидации всех интеллектуальных, производственных, технологических ресурсов и испытать себя на прочность, понять, где у нас есть еще слабые места, а где мы смогли проявить себя». Наверное, далеко не все российские промышленники согласились бы с министром «на все сто».
Да, действительно, по данным Росстата, кое-кто «подрос»: реальный рост показали производства лекарств и медицинских материалов (23 процента), текстиля (8,9 процента) и химическое производство (7,2 процента). Но понятно почему — помогла «встряска». Плюс на 0,3 процента подросла обрабатывающая промышленность (практически оставшись «при своих»).
Но одновременно на 7 процентов в сравнении с 2019 годом снизилась добыча полезных ископаемых, чему «поспособствовало» ограничение добычи нефти по сделке с ОПЕК. Значительно упали такие направления как добыча нерудных полезных ископаемых, в том числе песка и гравия (на 15,4 процента), производство автотранспортных средств, прицепов и полуприцепов (на 12,7 процента), кожевенная промышленность (на 12,4 процента). На 6,3 процента сократилась добыча угля, на 3 процента — производство кокса и нефтепродуктов, на 2,4 процента снизилось металлургическое производство.
В целом же промышленное производство в 2020 году сократилось на 2,9 процента, и заметьте: впервые за 11 лет российская промышленность упала по итогам года! Так что, даже понимая, что Минэкономразвития ожидало сценария более худшего, вряд ли реализованный сценарий 2020 года можно встречать аплодисментами.
Рост без роста или рост с ростом?
И всё же: если говорить не о фактически выборочном, «структурном» (по М. Решетникову), а о реальном экономическом росте — возможен ли он в предлагаемых обстоятельствах мирового экономического спада? Каким может быть этот экономический рост в то время, когда экономика вернется к докризисным показателям? Придется ли пересмотреть показатели роста и какие тенденции придется учитывать, чтобы не оказаться в числе отстающих?
Как справедливо заметил участвующий в экспертном диалоге «Будущее экономического роста» ректор РАНХиГС Владимир Мау, «традиционное измерение темпов роста уже не отражает те технологии, при которых продукты быстро удешевляются». Стоит ли, поэтому, ориентироваться на высокие показатели темпов роста? Тем более что опыт показывает, как ни странно, возможность экономического роста и без роста благосостояния.
Например, в последние годы в СССР темпы роста ускорялись, а благосостояние падало. И наоборот, противоположный опыт Японии, когда экономика практически стагнирует, а благосостояние растет. «Нужно понимать, что благосостояние гораздо важнее, чем номинальные цифры роста», — подчеркнул Мау.
«Во всяком случае, возврат к экономике 2019 года — это не то, что необходимо, — уверена директор-распорядитель Международного валютного фонда Кристалина Георгиева. — Нужно строить экономику завтрашнего дня, а для этого учитывать уже имеющиеся проблемы — низкую производительность труда, низкий рост производства, обостряющееся неравенство.
По нашим оценкам производительность труда отстает примерно на 0,3 процента от цифровой экономики. Мы не знаем, что делать с теми товарами, которые теряют свою цену в цифровом мире. Вторая задача — расширять контекст оценки национальных финансовых показателей. И третья — нужно определить, как оценивать благосостояние граждан, чтобы политики могли принимать разумные решения».
В очередной раз я услышал на форуме ключевую мысль, которую хотелось бы донести до российской власти: «Для вывода любой государственной экономики из коллапса необходимо как можно больше тратить», — подчеркнула директор-распорядитель МВФ.
«Важно не отнимать помощь и льготы, которые были предоставлены, нужно помочь тем, кто потерял работу. Сейчас мы вошли в рецессию, может быть, худшую со времен Великой депрессии. Страны, которые подошли к пандемии с устойчивой и сильной экономикой, смогли гораздо легче перенести этот шок, поэтому так важно иметь прочный фундамент. А для этого рынок труда должен быть подвижен, рынок товаров и услуг должен быть гибок. Необходимо обратиться к принципам равного доступа к плодам роста в будущем, к принципам равномерного роста, «зеленого» роста. Мы рекомендуем всем государствам создать финансовые рычаги для того, чтобы их экономика стала более стрессоустойчивой, с меньшим потреблением углеводородов. Если этого не сделать, есть риск отстать от поезда перемен».
«I-я капиталистическая» не за горами
То, что лично меня потрясло, если говорить об экономической повестке дня Гайдаровского форума, это выступление на открытом диалоге «Устойчивое развитие в эпоху волатильности» бывшего младореформатора, бывшего архитектора приватизации и бывшего же разрушителя устоев плановой советской экономики (его цитата: «Невидимая рука рынка всё расставит по своим местам») Анатолия Чубайса. Начиная, например, с такого утверждения: «Сердцевиной всей концепции устойчивого развития является человек». Неожиданно.
«Рублем или долларом не всё измеряется, — продолжил Чубайс. — Мы дожили до стадии, когда, не находясь в проблеме голода и нищеты массовой, мы можем пошире посмотреть вокруг себя и понять, что есть задачи, связанные с доступом к образованию, доступом к здравоохранению, особенно актуальные сейчас задачи, связанные с чистой водой, окружающей средой, климатом. Они не привязаны к деньгам, но для современного человека они абсолютно значимы».
И еще одно высказывание бывшего главы «Роснано». «Совершенно ясно, что «страновой» план — если хотите, государственный план, который не противоречит рыночной экономике и разрабатывается в гармонии с ней — это совершенно нормальное, естественное явление, — сказал Анатолий Чубайс. — Страна без плана, без целевого видения — это какая-то вчерашняя страна, так уже неправильно».
Так что России, чтобы не быть (или быть? — в конец уже запутался) «вчерашней страной», наконец-то пора заняться разработкой плана I-й капиталистической пятилетки.
Сергей ГОНТАРЕНКО