Вирусы, запреты и локдауны. Занимательная арифметика ковида

Не будет преувеличением утверждать, что экономическая наука оказалась не готова к решению многих проблем, которые пандемия поставила не только перед здравоохранением, но и перед экономикой в целом. Главная область такой неготовности — это оценка воздействия на экономику разнообразных ограничений, запретов, карантинов и локдаунов, вызванных пандемией

При всех недостатках такого экономического показателя как «валовый внутренний продукт», он до сих пор остаётся основным показателем развития национальной экономики. Потери российской экономики в результате локдауна в первом полугодии 2020 года составили около восьми процентов ВВП. ВВП США за первое полугодие 2020 года упал на 11 процентов, Евросоюза — на 12 процентов, Великобритании более чем на 20 процентов, Германии — на 17 процентов.
На этом фоне начались сравнения «коронакризиса» с кризисом 2008 года и с Великой депрессией 1929—1932 гг. Сам факт таких сравнений примечателен. К аналогиям приходят, когда ситуацию напрямую оценить невозможно.

Падение спроса

Само по себе временное падение спроса на отдельные товары и услуги не опасно для долгосрочного развития экономики. Допустим, запрещение работы ресторанов после 18.00 может снизить их обороты в три-четыре раза. Но коснется это не только самих ресторанов, но и смежных с ними отраслей. Круг этих отраслей относительно невелик. Иное дело — ограничение на поездки и туризм, в том числе международный. Люди стали меньше ездить и летать — снизился спрос на нефтепродукты, упали цены на нефть.
В мае 2020 года экспортеры нефти (Россия, Саудовская Аравия и другие) договорились об ограничении добычи. Цены стабилизировались, но объем поступлений от экспорта у этих стран снизился.
Вследствие падения цен и сокращения добычи экспорт нефти и нефтепродуктов из России за 2020 год упал на 40 процентов. Это привело к падению экспорта в целом на 20 процентов и почти такому же снижению поступлений в федеральный бюджет.
По долгосрочным прогнозам мировых цен на нефть можно судить и о продолжительности периода, в течение которого пандемия будет оказывать негативное влияние на экономику. Прогнозируется, что такое влияние продлится вплоть до 2034 года, то есть, как минимум, ещё 10-12 лет.
Совершенно очевидно, что за это время появятся новые технологии, ориентированные на новую структуру экономики, появятся новые сферы потребления.
Если люди не могут израсходовать свои деньги на посещение ресторана или на заграничную туристическую поездку, они начинают тратить их в тех сферах, которых ограничения не коснулись. Продавцы замечают повышение спроса и, естественно, повышают цены. Этот показатель считается достаточно надёжным, но пока нет методов сравнения доходов, полученных за счёт повышения цен на рынках, которых не коснулась или минимально коснулась пандемия, и убытков по тем видам деятельности, что пострадали больше всего.
Тем более что на незатронутых рынках и до пандемии были колебания цен. Насколько их текущее повышение отражает переток денег в кошельке потребителя от одного рынка на другой?
Но вернёмся к проблеме падения цен на нефть и сокращения доходов бюджета. Вслед за бюджетным дефицитом (из-за того что люди меньше летают и перемещаются по земле и воде) начались процедуры, которые наносят и ещё нанесут экономике России ущерб, существенно превышающий ущерб от пандемии и локдаунов. Государственный аппарат стал изыскивать новые источники доходов. Появилась и постепенно реализуется идея повышения налога на сельскохозяйственные земли. И действительно, сельское хозяйство пострадало меньше других отраслей, пусть платят. Спрос на сельхозпродукцию не снизился, отчего бы не изъять часть доходов у тех, кто ее создаёт или продаёт.
В поле зрения попали и дачники, которые в пандемию стали больше внимания уделять грядкам, выращивать больше овощей и картошки. К ним существенно ужесточились требования, невыполнение которых грозит штрафами, а следовательно, дополнительными поступлениями в бюджет.
В данной последовательности действий скрыта принципиальная ошибка. Почему во всем мире стараются поддерживать сельское хозяйство? Потому что решение сельхозпроизводителя прекратить свой бизнес государство ничем не может компенсировать. А если доход от урожая текущего года покажется селянину низким или он вообще завершит его с долгами, то и предотвратить такое решение будет невозможно.
Во всех странах государство старается не трогать сельское хозяйство, в особенности в том, что касается его доходов. Покушаться на них очень опасно для развития экономики.

Здравоохранение. Резервы или оперативность?

Из послания президента В.В. Путина Федеральному Собранию 2021 года следует, что государство будет увеличивать свои расходы. Следовательно, оно должно не только компенсировать выпавшие доходы, но и увеличить их в соответствии с новыми задачами и социальными обязательствами.
После пандемии появилась ещё одна потребность — иметь финансовые и материальные резервы, которые можно в любой момент направить в систему здравоохранения и на поддержку отраслей, страдающих от введения ограничительных мер.
Какой бы богатой ни была страна, ей будет не под силу содержать такой «чрезвычайный резерв»: врачей, разработчиков лекарств и вакцин, укомплектованные запасные больницы, медикаменты первой необходимости, средства индивидуальной гигиены, резервы топлива и продовольствия. В своем послании президент РФ упомянул, что за время пандемии количество коек в больницах увеличилось в пять раз. Вряд ли в бюджете найдутся средства содержать такой фонд «про запас».
Какой-то резерв все равно придется иметь, и перед экономистами стоит непростая задача рассчитать оптимальную величину резерва. В России эту задачу будет проще решать по той причине, что в начале 2000-х годов коечный фонд в нашей стране сократился втрое, так что можно получить данные об экономии на таком сокращении.
Более перспективным, чем поддержание резерва в медицине, специалисты считают формирование способности быстро и эффективно реагировать на любую эпидемиологическую угрозу. Для этого власть в стране должна быть политически стабильной и пользоваться максимальным доверием населения, чтобы быстро создавать эффективную систему борьбы с эпидемией. Должна быть адекватная реакция граждан на очередные запретительные меры. На это также придется отвлекать государственные средства.
Сами по себе ограничительные меры напрямую не воздействуют на этот процесс смещения (переориентации) деятельности системы здравоохранения. Существенное снижение услуг здравоохранения происходит вследствие меньшей посещаемости пациентами медицинских учреждений и отвлечения врачей от работы по основной специальности на борьбу с COVID-19. Количество коек можно увеличить в пять раз, но численность врачей в несколько раз возможно увеличить только в течение нескольких десятилетий.

Банкротства, безработица и регионы

Другое направление оценок ущерба представлено попытками привязать карантин или его угрозу к численности банкротств. Так, в октябре прошлого года были опрошены 3000 российских предпринимателей. Из них три четверти заявили, что не выживут при повторном карантине. Такой прогноз результатов повторного локдауна поспособствовал тому, чтобы его не стали объявлять на российском уровне. Так что этот показатель оказывается реально работающим и воздействующим на принятие решений.
Предупреждением будущих банкротств служит показатель числа (или доли) компаний, которые сокращают своих работников. Но для получения такого показателя приходится организовывать специальные исследования и опросы. Достоверность результатов таких исследований обычно невысока. Поэтому они приводятся в основном СМИ для подчёркивания трагизма ситуации.
Более сильное воздействие на государственную политику оказывают данные о росте безработицы, что связано, в первую очередь, с падением спроса. Безработица, естественно, снижает доходы населения. В РФ они упали на 11 процентов в 2020 году, и по прогнозам, в 2021 году они восстановятся всего на два-три процента.
В больших странах, к которым относится и Россия, общий карантин замещается локальными. Это означает, что нарушаются связи между тем регионом, где карантин введён, и регионом, где он отсутствует. В случае, если между данными регионами идут товарные потоки, они прерываются по вине руководства того региона, в котором карантин введён. Если речь идёт о потоках потребительских товаров, то страдающей стороной оказывается регион, в который идут товарные потоки. На дефиците начинают зарабатывать посредники.
Такой дисбаланс не исследуется в связи с тем, что разные уровни вертикали власти имеют несостыкованные между собой сферы компетенции. Одни отвечают за поступления в бюджет, другие занимаются путями восстановления экономики от потрясений из-за пандемии, третьи продолжают работать так, будто пандемии нет и не было. Из внимания органов власти совершенно выпала эта проблема территориальных диспропорций, которые вызываются карантинами и локдаунами.

Заключение

Мы видим, что в оценке ущерба от запретов и локдаунов идут поиски. Общей позиции пока не сформулировано, и понятно почему. До сих пор при получении сводных показателей роста экономики складывали прибыли одних с убытками других. Чувствовалось, что это неправильно, но воли чувствам не давали. И вот экономика мира и отдельных стран встретились с конкретной ситуацией, когда такое сложение положительных величин с отрицательными невозможно.
В такой оценке должны появиться проигравшие и выигравшие. Последних, впрочем, немного и получаемые ими выгоды существенно меньше ущерба, который пандемия нанесла большинству компаний. Вместо сложения потерь и выгод современная оценка ориентируется на сравнение тех и других по отраслям и видам деятельности.
Ущерб возможно считать, только если ориентироваться на возврат к той структуре экономики, которая была до начала пандемии. Если же это будет экономика иной структуры, то следует от расчета ущерба переходить к расчетам затрат на переход к этой новой экономике. К экономике, в которой нефтяные доходы заменены доходами от других источников, международный туризм превратился в локальный, а спортивные соревнования и концерты чаще смотрят по телевизору, а не с трибун или в залах.
Чем дольше длится эпидемия коронавируса, тем с большей вероятностью будет отходить на задний план актуальность расчёта ущерба от неё и тем важнее станут расчеты по новой структуре экономики, создаваемой после неё.

Юрий Воронов