30 рыночных лет: с чего начинали, к чему пришли

Закончил свою работу Гайдаровский форум — экспертная площадка, на которой обсуждались приоритеты государства, состояние и перспективы экономики, мировые тенденции, вызовы, бизнес-среда, инвестиционный климат, многое другое. Как и в прошлом году, наш журнал планирует представить наиболее интересные, на наш взгляд, дискуссии, мнения, оценки

Начать хочется с ключевой и по смыслу, и по своему звучанию темы — повестки, которая 30 лет назад буквально взорвала наше общество и предопределила дальнейший процесс развития. Не только экономического, структурного, но и социального характера. Я говорю о появлении новой для того времени модели рынка, который, по заявлению Е. Гайдара, «всё расставит по своим местам». Кому-то этот путь казался тогда ошибочным — «дорогой в никуда», более умеренным критикам — неочевидным. Ну а третьим, таким как Гайдар, единственно возможным. Что вполне оправданно — «младореформатор» в то время специализировался на чилийской шоковой модели и считал, что рыночная шокотерапия — как раз то, что нужно нашей стране.

Госкапитализм глазами бизнеса

«30 лет российскому рынку» — таково название сессии Гайдаровского форума, за точку отсчёта взявшей два события: либерализацию цен 2 января 1992 года и Указ о свободе торговли 29 января 1992 года. Основные обсуждаемые вопросы: получилось ли всё так, как планировалось, каковы успехи и провалы модели свободного рынка? А также: какой видится рыночная экономика очередного 30-летнего периода?
В ответ на опрос Российского Союза промышленников и предпринимателей представители бизнеса так оценили произошедшие перемены. Во-первых, — что удалось? 76,5 процента опрошенных отмечают улучшение делового климата, 72,6 процента — улучшение качества законодательства в предпринимательской сфере, 85 процентов — рост производительности труда, 87,3 процента — более активное использование бизнесом новых форм занятости, более 80 процентов — повышение доступности средств для развития бизнеса.
Не берусь обсуждать корректность этих цифр, поскольку не указан период и нет ссылок на отраслевой принцип, а обращусь к рыночным «неудачам». Ключевые рыночные институты в России с 1991 года не достигли уровня зрелости, соответствующего развитым странам — таково мнение 69,5 процента, за 30 лет выросли фискальная и административная нагрузка — считает более 70 процентов респондентов, роль сырьевых секторов в структуре экономики не сократилась — 79,4 процента, бизнесу по-прежнему трудно найти кадры нужной квалификации — 81,4 процента.
Суммируя мнения, можно сделать вывод, что 62 процента опрошенных полагают, что российская экономика развивается по собственной модели, а 59,8 процента характеризуют сложившуюся структуру российской экономики как государственный капитализм. Оценивая отношения бизнеса и власти, большинство респондентов видят их более конструктивными и прозрачными и менее коррупционными. При этом, по мнению большинства, за эти годы они не смогли всё же стать партнёрскими и равными, а также клиентоориентированными со стороны власти.

«Кудринские» прорывы

Сегодня российский рынок, похоронивший плановую советскую экономику, имеет все видимые атрибуты легитимности: свободные цены, контрактную практику, свободу ведения бизнеса — список можно продолжать. И именно это спикер сессии председатель Счётной палаты РФ Алексей Кудрин, начинавший свою реформаторскую деятельность в мэрии Санкт-Петербурга и занимавший позднее посты министра финансов, вице-премьера страны, президента Центра стратегических разработок, назвал стандартом цивилизованности российской экономики. Каждое десятилетие рыночной истории, по его мнению, внесло свой вклад в «итоговую картинку».
Каким Кудрин видит этот вклад? Первое десятилетие — падение ВВП на 30 процентов, доходов населения — на 50 процентов, но есть веская причина, считает Кудрин. Это «переход к новой структуре экономики от производства средств производства к экономике реальных потребностей». «Всё-таки, когда Гайдар поднимал цены, он уже имел в этот момент полностью несуществующую плановую систему», прекративший свою работу Госплан, разваленную страну и промышленность, а значит, «никакого постепенного механизма не было, — отметил он. — А вот с 2000 по 2011, когда вице-премьером был я, ВВП вырос на 67 процентов. А уровень жизни — почти в три раза».
Не могу не прокомментировать последнюю сентенцию Кудрина про «уровень» и «в три раза». Напряженно вспоминаю это «десятилетие роста». А разве не на этот период приходится 2008 год? С обрушением фондового рынка, кризисом в банковской системе, массовым банкротством организаций, уходом иностранных инвестиций, падением курса рубля и экспортных цен на нефть со $100 до $34 за баррель, инфляцией? А как следствие — с падением зарплат, снижением доходов населения, уменьшением потребления, массовыми увольнениями. На начало 2009 года объем Резервного фонда составлял около 12,5 процента ВВП России, а за два года антикризисных мероприятий уменьшился до 1,5 процента ВВП. Так что память экс-вице-премьера в этом случае видится мне весьма избирательной.
«Где-то в 2003-2004 году мы восстановили уровень жизни среднего учителя, врача советского периода, и к этому времени пошли дальше. И сегодня, в общем, мы живём лучше… мы создали те экономические механизмы, которые способствуют реализации реального спроса населения, — заявил Кудрин и перешёл к недостаткам. — Доля участия государства в экономике, на мой взгляд, — это сдерживающий экономический рост фактор, он не даёт простор предпринимательским возможностям. Государственные компании имеют больше преференций, больший доступ к государственным ресурсам, госзаказу. Поднять предпринимательскую культуру в рамках государственного сектора невозможно».
Самым большим провалом финансового рынка Кудрин назвал отсутствие институтов накопления и сбережения: «У нас нет подушки, которая генерирует новые инвестиции в экономику. Накопления и сбережения с банков должны трансформироваться в инвестиции, пока такой механизм не создан».

От флибустьеров — к «скучным» инноваторам

Своим видением развития ситуации на российском рынке применительно к малому и среднему бизнесу поделился и Алексей Репик, председатель Общероссийской общественной организации «Деловая Россия», председатель совета директоров группы компаний «Р-Фарм».
«Разница запуска бизнеса в 2000-е и 90-е — драматическая. 90-е — это годы флибустьерской экономики с колоссальной отдачей, но с огромным риском энтропийного характера. Всё это не позволяет говорить о цивилизованном процессе в принципе. Правда, нужно признать, что 90-е охарактеризовались не только восстановлением нового рынка, но и формированием разрыва между советскими представлениями о справедливости и вознаграждении за честный, кропотливый труд и тем, что получилось по факту, и это проблема отношения к бизнесу со стороны общества. Риски входа в бизнес сегодня, может быть, чуть снизились, но сократилась и доходность. Для того чтобы её обеспечивать, необходимо создание индивидуального уникального продукта, нужны инновации».
Говоря о провалах последних 20 лет, Алексей Репик отмечает, прежде всего, недостаток инновационного развития, инвестиции здесь составляют всего 1,1-1,2 процента от ВВП, это критически мало. В значительной степени причина этого — отсутствие внятно выстроенной системы фондового рынка, доступа к долгосрочным финансовым ресурсам, на котором зиждется успех в других странах. «Пока мы финансируем своё развитие, свои инновации за счет прибыли текущих периодов, что могут себе позволить немногие. Средний бизнес сегодня — это сирота».
Сегодня в России существует условно отстроенная система поддержки малого и среднего бизнеса. При этом во всем мире малое предприятие стремится стать средним именно для того, чтобы получить доступ к тому же самому фондовому рынку, получить возможность капитализации своего первичного успеха.
У нас этого нет, считает Репик. «Поэтому «сопряжение ужа и ежа», попытка не жаловаться, что мы маленькие и беззащитные и, в то же время, понимание, что мы не обладаем ресурсами, которые есть, условно говоря, у 500 крупнейших компаний российской экономики — это вопрос более чем актуальный. Новая структура экономики будет расти тогда, когда этот выпавший сегмент — уже не малый, но еще не крупный, обретёт себя. Нужно давать расти плеяде региональных предпринимательских инициатив, на которых будет построен ландшафт экономики 2020—2030».

Иногда государство не слышит…

Характеризуя отношения между бизнесом и властью, президент Российского союза промышленников и предпринимателей Александр Шохин отметил, что часто жизненно-важные для бизнеса решения принимаются властью практически «с колёс», и тому есть причины, особенно в последнее время.
«В то же время отдельные решения принимаются вообще без консультаций с бизнесом, нас ставят перед фактом, и приходится искать компромисс в рамках уже внесённых законопроектов. Это, в частности, касается законопроекта по налогу на добычу полезных ископаемых, и хорошо, что в последний момент мы находили возможности для неформальных консультаций».
«Оценка регулирующего воздействия часто носит формальный характер, — согласился Алексей Кудрин. — Когда решение принципиально принято, оценка игнорируется даже тогда, когда оно вызывает реальные риски».
Комментируя точку зрения большинства предпринимателей, считающих, что российский бизнес за все 30 лет не сумел стать лидером глобальных рынков, частью глобальных цепочек добавленной стоимости и более прибыльным в целом, Кудрин отметил, что мы мало говорим о современном характере бизнеса, который, тем не менее, пользуется теми компонентами, технологиями, которые созданы в мире. «Масштаб инновационных технологий в США, например, составляет более 500 млрд долларов в год. Так же, как и в Китае. В России это 40 миллиардов. Поэтому мы никогда не сможем создать линейку технологий, которые будут востребованы в мире, мы можем создать только сегмент, компонент и тем самым участвовать в цепочке добавленной стоимости».
Диалог бизнеса с властью, по мнению Алексея Репика, распадается сегодня на разные реакции. 0дна из них — «не трогайте нас, мы сами справимся». Но это не соответствует тренду — во всем мире государства стремятся участвовать в создании системы конкурентоспособности компаний — через государственные программы, в частности.
Говоря о возможности прорыва на государственном уровне, в первую очередь, экономического, Алексей Кудрин в качестве главной точки приложения назвал образование — его качество, компетенции, навыки, умение работать в условиях быстро меняющегося рынка — важнейший вектор движения вперёд. «В мире уже начат процесс перестройки образования, Россия только подходит к этому, хотя осознание уже есть. Образование в итоге влияет на всё — на качество управления, качество предпринимательства, качество технологий и инноваций».
«Я думаю, что, прежде всего, необходимо изменение подходов, — заявил Алексей Репик. — От сохранительных, презервистских — к подходам, связанным с открытием новых возможностей. А это — право на ошибку в бизнесе, в венчуре, в госуправлении. Главная проблема в том, что половине представителей бизнеса, власти изменения, вроде, и не нужны, а второй половине важно, чтобы, находя ошибку, её пытались исправить, а не выкосить только проросшие ростки перспективы».

В сухом остатке

Нужно сказать, что, несмотря не несомненную актуальность заявленной темы экспертной сессии, — «30 лет российскому рынку», спикеры так и не раскрыли в полной мере суть, содержание, а главное — смысл, необходимость и последствия «шоковой терапии», запущенной в 1992 году. Может быть, виной тому — формат Гайдаровского форума, предполагающий лаконичность выступлений и узкий состав аналитиков. Тем не менее, современные тренды, недостатки экономической политики и ожидания обозначены весьма внятно.
Подводя черту, хочу обратить внимание на спич Алексея Кудрина о темпах роста последнего рыночного десятилетия, которые он мягко охарактеризовал как «умеренные», а главным итогом 30 рыночных лет назвал рост ВВП и 30-процентное повышение уровня жизни граждан относительно 1991 года.
Не буду погружаться в статистику других государств, но в Китае, например, достижением считают рост ВВП с 415,6 млрд долларов в 1991 году до 17,98 трлн USD — в 2021-м. Это в 43 раза (на 4203 процента) выше — и всё за те же обсуждаемые 30 рыночных лет. В начале пути, в 1990 году, в текущих ценах ВВП нашей страны, по данным А. Кудрина, был равен примерно 500 млрд долларов, сегодня ВВП новой России — 1,5 трлн долларов. Даже не будучи экспертом, можно сделать вывод, есть ли основания считать успешными последние 30 рыночных лет.

Турбулентность формирует тренды глобального мира

Как бы мы ни оценивали тридцатилетний путь российской рыночной экономики, стоит признать, что на данный момент рынок — это наше всё. Хотя объективности ради хочу отметить и то, что элементы плановой экономики весьма успешно применяются и в Европе, и в Азии, а значит, нам есть о чём подумать.
Сессия «Россия и мир: экономические приоритеты» рассмотрела проблемы взаимосвязанности, взаимопроникновения мировой рыночной экономики в структуру экономики России. Особенно это важно на фоне вызовов и экономического спада, которые как никогда остро ставят вопросы преодоления, а, следовательно, поиска новых возможностей для обеспечения последующего экономического роста.
Спикерами одной из ключевых для Гайдаровского форума экспертных сессий выступили персоны, обладающие информацией «из первых рук» и непосредственно влияющие на экономическую стратегию России. Это председатель Центрального банка РФ Эльвира Набиуллина, министр экономического развития Максим Решетников и министр финансов Антон Силуанов. Модератор сессии, ректор РАНХиГС Владимир Мау, отметил: ровно год назад они уже собирались в том же составе, чтобы обсудить глобальные вызовы и тренды российской экономики.
По его мнению, в течение последних 10-12 лет мир живет в условиях турбулентности. И, видимо, это можно воспринимать как своего рода тенденцию. Кризисы — экономические, финансовые, структурные, пандемийные, геополитические — поочерёдно накладываются друг на друга. Тренды меняются очень быстро. Предыдущие десять лет большинство стран мира боролись с риском дефляции, были озабочены тем, как разогнать экономический рост, сегодня же — напротив: мир вступил в инфляционный цикл, который не наблюдался давно.
«У меня такое ощущение, что в последние годы экономисты и политики, в основном, обсуждают кризисы, а не собственно экономическую повестку», — поделился своим наблюдением Владимир Мау.
Существует ли в принципе серьёзная и обоснованная позитивная повестка? И как реалии сегодняшнего дня влияют на формирование такой повестки в частности и на приоритеты экономического развития в целом?
Говоря о проблемах мировой и российской экономики, а также о ближайших вызовах, Антон Силуанов отметил, что, как ни крути, наши проблемы являются зеркальным отражением общемирового тренда. Главный же на сегодня вопрос — как из этого выйти, как справиться с инфляцией, решить вопрос больших долгов.
В качестве инструмента (и это мы наблюдаем) используется повышение Центробанком ключевой ставки, а также сокращение избыточного дефицита бюджетов. Но процесс этот, по мнению Силуанова, очень болезненен на фоне того, что общий долг мировой экономики уже достиг 260 процентов общемирового ВВП. Причём, выросли как государственные, так и корпоративные долги.
Что будет в условиях повышения ставок, как будет себя чувствовать государство? А особенно — российский бизнес, уже набравший кредитов до момента повышения ключевых ставок, до еще «дорогих» денег? Видимо, не очень здорово — не случайно принятие решения о повышении ставки министр финансов считает мерой непопулярной, более того — «требующей государственной воли».

«Беспрецедентная неопределённость» Набиуллиной

Эльвира Набиуллина охарактеризовала сложившуюся ситуацию словами одного из экспертов — это «беспрецедентная неопределённость». Главный вопрос в сложившейся обстановке — как обеспечить экономический рост при том, что ожидания по темпам экономического роста в России сегодня даже ниже, чем были в 2000—2010 годах.
В качестве возможного позитива Набиуллина рассматривает серьёзные структурные изменения, способные поддержать условный рост. Это и диджитализация экономики (то есть, перевод всех видов информации (текстовой, аудиовизуальной) в цифровую форму), это и новые формы занятости, и энергетическая трансформация, связанная с постепенным переходом на принципиально иной вид топлива.
Другое дело, как всё это будет сочетаться с уже накопленными экономическими проблемами.
Для многих стран, по словам Набиуллиной, стоит непростой выбор объекта господдержки: либо финансовая — либо ценовая стабильность. Выбор действительно непростой. Ведь если повышать ставки для борьбы с инфляцией (а об этом заявляют сегодня даже банки, которые долгое время вели в своих странах мягкую денежно-кредитную политику), остро встаёт вопрос: что же в этом случае делать с обслуживанием долгов — государственных, корпоративных, и, конечно, так называемых долгов «домохозяйств»?
Говоря о российской экономике, глава Центробанка выделяет два основных, по её мнению, вызова, которые необходимо принять. Во-первых, это состояние рынка труда с очевидным на сегодня дефицитом низкоквалифицированной рабочей силы, которую в большой степени Россия привычно решала за счёт притока мигрантов из ближнего зарубежья. Пандемия и процессы, с ней связанные, структурно видоизменили существующее положение вещей — спрос на низкоквалифицированную рабочую силу значительно вырос, он не удовлетворен.
Одновременно с этим дефицитными остаются и высококвалифицированные специалисты. Для государства, которое готово делать ставку на «удержание на плаву» эффективно-организованных и прибыльных производств, это не менее, а, может быть, даже более важная проблема. «Здесь не справиться без частных инвестиций, — полагает Набиуллина, — а значит, важна мотивация инвесторов. Часто говорят, что инвесторов не хватает из-за высоких ставок по кредитам, но я думаю, всё дело в нежелании брать на себя акционерный риск. В этом случае доступность не является решающим моментом для расширения производства».
Важным современным вызовом Набиуллина считает и ЕSG-переход, энергетический, в частности — переход с трендом на ответственность и экологичность в сфере инвестиций, являющийся прикладным вопросом фундаментальной устойчивости и прибыльности.

Риски и возможные выходы

Риски для инвесторов растут, а потому в сложившихся обстоятельствах вырастает значимость частно-государственного партнерства как необходимого разделения ответственности.
Со своей стороны, Антон Силуанов к значимым рискам сегодняшнего дня причислил геополитику и торговый протекционизм. Он выражается в намерении запрещать конкретные виды товаров к экспорту, ограничении поставок и так далее. Если раньше это считалось неприемлемым, то сейчас — серьёзно обсуждается и применяется, причём, не только в отношении к России.
Если же говорить об акционерных рисках, то главное здесь — эффективное использование прибыли, считает Силуанов. «Прибыли огромные, деньги у компаний есть, но они должны быть направлены на создание новых рабочих мест, на расширение производства. Чтобы подстегнуть это, мы должны ставить и решать вопросы защиты собственности, гарантий макростабильности, инфляции, налоговой политики, предсказуемости правил, в том числе, и ценового регулирования».
Говоря о мерах, предпринимаемых российским правительством в этих, прямо скажем, нестандартных и непростых условиях, Максим Решетников обозначил спектр действий, связанных с квотированием, экспортными и импортными пошлинами, демпферами, субсидиями. Принятие этих необходимых решений призвано снизить давление на рынок.
Долгосрочным ответом на инфляцию Решетников видит рост предложения и действия, направленные на поддержание доверия бизнес-сообщества к немонетарным мерам исполнительной ветви власти. От временных ограничительных мер, принятых в условиях долгосрочного инфляционного прогноза, глава Минэкономразвития предлагает плавно перейти к системным мерам, связанным, например, с адресной компенсацией потребителям удорожания тех или иных товаров.
Актуальным «в моменте» выглядит обращение Решетникова к данным Пенсионного фонда РФ. 15 процентов рабочих мест, которые фиксируются ПФР по итогам отчетности, представляют собой места с зарплатой ниже МРОТа. При этом вывод министра («это значит, у нас большой пласт низкопроизводительной занятости») выглядит не совсем корректно. Мы живём в реальном мире и знаем: выплата неоправданно низкой заработной платы обычно наводит на мысль, что работодатель, пытаясь избежать уплаты НДФЛ и взносов, использует серые схемы оплаты труда.
Вторая возможная причина — возраст: работодатель, принимая на должность человека «за 50», по сути — предпенсионера, заведомо ставит его в неравные с другими работниками условия. Как бы «идя навстречу», но фактически — подвергая этого работника, для которого найти более-менее приличную работу — это уже подарок, дискриминации по возрастному принципу. И это тоже не является новостью.
Так что причина не только в «низкоквалифицированном труде». Она — более системна, не случайно эти проблемы (которые так и не решены) не раз и не два поднимали налоговики, Минтруда, депутаты.
Говоря об инвестиционном климате, Решетников отметил, что характер инвестиций сегодня меняется. Они становятся менее капиталоёмкими, это видно по большой доле в их структуре инвестиций в нематериальные активы — в патенты, IT, в полезные изобретения. Именно поэтому для поддержания инвестклимата необходимы государственные вливания в инфраструктуру, необходимы бюджетные инвестиции в перспективные проекты туристической, транспортной, других отраслей.
Вполне своевременным в этой плоскости выглядит решение по инфраструктурным бюджетным кредитам на сумму в 0,5 триллиона рублей. Правительству еще предстоит реализовать его в интересах российских регионов.
2,5 триллиона рублей из средств Фонда национального благосостояния также «ждут своей очереди» — это потенциальные возможности для развития и создания предпосылок по привлечению средств частного капитала. При этом стимулом, инструментом повышения доверия потенциальных инвесторов является, по мнению министра, институциональная среда — готовность бюджета гарантировать налоговую политику, стабильность «правил игры», обеспечить перезапуск двухстороннего с бизнесом соглашения о защите поощрений вложений капитала. Всё это будет работать только в плюс.
«Кроме этого, нам нужно заниматься и глубокими системными вопросами, — добавил Решетников. — Такими, как Закон о банкротстве (сейчас он находится на стадии принятия Государственной Думой РФ), как необходимость законодательного решения вопроса о наследовании, напрямую связанному с капиталовложениями. Кроме этого, нужно закрепить в бюджетном кодексе правило, чтобы все деньги, которые сгенерировала экономика, шли на бюджетные расходы».

Инфляционный маховик: поиск приемлемого сценария

Отдельно в транскрипции обсуждения стоит затронуть проблему инфляции. Что это — эпизод, краткосрочный всплеск, вызванный постпандемическими последствиями, или изменение трендов? — задаётся вопросом Эльвира Набиуллина. И склоняется к последнему варианту.
«До последнего времени мир привык жить в условиях низкой инфляции, но под этим было несколько мощных факторов: глобализация, формирование производственных цепочек, Китай с его дешёвой рабочей силой и крупным рынком сбыта, ужесточение финансового регулирования. Сейчас происходит глобальный разворот: те дезинфляционные факторы, которые действовали, обращаются вспять — производственные цепочки из-за пандемии стали короче и локализованнее, произошла стабилизация финансового регулирования. При этом к мягкой кредитной и относительно стимулирующей бюджетной добавилась агрессивная бюджетная политика. Наряду с энергетическим переходом, это — проинфляционные факторы. Любая страна сама принимает решение — открывать двери этой импортируемой инфляции или нет».
В связи с этим, кстати, и встаёт вопрос своевременности повышения ключевой ставки как механизма борьбы с инфляцией.
Например, ФРС США до последнего момента стоически держит (пока) ключевую ставку на уровне 0-0,25 процента, при том что годовая инфляция по итогам декабря 2021 года оказалась в США максимальной почти за 40 лет — она ускорилась до семи процентов (в последний раз на таком уровне она была в 1982 году).
Ранее ФРС заявляло, что видит свою цель не в борьбе с инфляцией, а в стимулировании занятости населения Америки.
Еще полгода назад председатель ФРС США Джером Пауэлл рассчитывал, что американскую инфляцию будет гасить весь мир, подразумевая выравнивание мировых цен. То есть, номинальная стоимость товаров при этом должна бы быть одинаковой и в Америке, и в Китае, и в Африке, и в России, что, в конечном счете, помогло бы решить «проблему печатного станка».
Но сегодня, учитывая показатели инфляции и сильный рынок труда, ФРС США готова всё же сдаться и повысить целевой диапазон ставки. Пауэлл подчеркнул, что повышенная инфляция угрожает достижению полной занятости населения, а курс денежно-кредитной политики 2022 года направлен на быструю нормализацию, поэтому и ожидается четырехэтапное повышение процентных ставок.
В России ключевая ставка, начиная с марта 2021 года, поднялась с 4,25 до 9,5 процента, и это не предел. Глава ЦБ считает эти меры оправданными. И действительно: повышение ставок представляет собой инструмент для борьбы с инфляцией, поскольку более высокие ставки, как правило, замедляют экономику, ослабляют расходы и поощряют сбережения.
В то же время некоторые эксперты предлагают в качестве альтернативы её снижение при обеспечении дешевого кредитования импортозамещающих, высокотехнологичных и экспортно ориентированных производств, а также введение максимально возможных протекционистских мер: защитные таможенные пошлины, квотирование продукции, исходя из потребностей внутреннего рынка, определение предельной наценки на ключевые товары.
Оценивая агрессивный фактор повышения ключевой ставки, профессор ВШЭ, президент Столыпинского клуба и сопредседатель «Партии роста» Евгений Коган отмечает: «Главное не то, что Банк России поднял ставку, а то, что он оставил себе пространство для еще двух-трех повышений. Но как при ключевой ставке, например, в 11 процентов бизнес будет рефинансироваться? И это при том, что пока инфляция только ускоряется. Ни в коем случае не хочу сказать, что ставку поднимали зря, но, возможно, не стоит делать это настолько агрессивно? Не получим ли мы в итоге цепочки банкротств? Инфляция сегодня, в основном, импортируется из-за границы. Это может объяснять, почему повышение ставки пока особо не влияет на рост цен. Инфляцию мы пока не победили, а вот восстановительный рост экономики такими темпами уже скоро, наверное, победим. И это будет грустно».
Есть ли выход? Профессор РЭУ имени Плеханова Константин Ордов, оценивая ситуацию, считает, что международных резервов Банка России, в частности, вполне достаточно для того, чтобы снизить инфляцию в РФ уже сегодня. Это, как я полагаю, вопрос государственной воли.

Сергей ГОНТАРЕНКО