Длинные волны Николая Кондратьева
130 лет назад родился один из самых значительных российских экономистов Николай Дмитриевич Кондратьев. Мировую известность принесла ему работа «Большие циклы конъюнктуры», вызвавшую научные дискуссии, продолжающиеся и в настоящее время
В этой книге он сформулировал теорию циклов в экономическом, социальном и культурном развитии капиталистических стран. Один из величайших экономистов ХХ века Й. Шумпетер, работая над собственной книгой «Деловые циклы», изданной в 1939 году, наткнулся на немецкий перевод этой работы, и с тех пор термин «большие циклы Кондратьева» прочно вошёл в понятийный аппарат экономической науки.
В нашей стране работы Н. Д. Кондратьева были забыты в течение полувека, но в ноябре 1989 года Отделение экономики АН СССР учредило Комиссию по его научному наследию и приняло решение о публикации основных трудов ученого.
В том же году вышла в свет его книга «Проблемы экономической динамики», в 1991 г. ― «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции» и «Основные проблемы экономической статики и динамики: предварительный эскиз». Часть работ была опубликована впервые, поскольку последняя рукопись объемом свыше 20 печатных листов была написана в Бутырской тюрьме в 1931 г.
В данной статье хотелось бы обсудить основные положения теории больших циклов и попытаться понять, в какой фазе цикла находится современная мировая экономика, кратко описать историко-экономический контекст того времени, когда жил и работал Н. Д. Кондратьев, и высказаться о развитии отечественной экономической науки в тот период.
Вклад Кондратьева в теорию циклического развития экономики
Понять смысл этой работы позволяет лишь изучение всего цикла его публикаций первой половины 1920-х годов. В работе «К вопросу о понятиях экономической статики и динамики», опубликованной в журнале «Социалистическое хозяйство» в 1924 году, Кондратьев приходит к выводу, что описание динамики мировой экономической системы не может быть сведено к последовательности статических состояний, как это было принято в большинстве тогдашних исследований и теоретических моделей. Он критикует работу Шумпетера «Теория хозяйственного развития», в которой автор рассматривал динамику со стороны качественных изменений в результате творчества предпринимателя, создающего новые комбинации элементов экономической деятельности. Кондратьев указывает, что и количественные изменения играют роль в экономической динамике.
Далее он обсуждает природу волновых процессов, разделяет обратимые и необратимые процессы и приходит к выводу о необратимости экономических процессов в целом, но количественные показатели, прежде всего в денежном выражении, имеют явно обратимый характер. И только после этого он дает собственное определение конъюнктуры и описывает задачи ее изучения, в том числе механизмов, вызывающих длительные колебания и, следовательно, прогнозирования изменения конъюнктуры в длительном периоде.
В обширной монографии «Мировое хозяйство и его конъюнктуры во время и после войны», изданной в 1922 году, Кондратьев скрупулезно анализировал состояние мирового хозяйства в период войны и первых годов послевоенного восстановления.
Во-первых, он констатировал, что в годы войны целесообразно анализировать натуральные показатели, во-вторых, заявил, что общий упадок экономики во время войны может сопровождаться взрывным ростом производства и рентабельности в отдельных сегментах, связанных с военными нуждами и, в-третьих, привёл классификацию стран в зависимости от степени их участия в войне и структуры хозяйства. Он исследовал имеющиеся данные по объемам выпуска продукции, внешней торговли и динамике цен и пришел к выводу об очень быстром приспособлении производства к изменившейся конъюнктуре рынков как в годы войны, так и при переходе к миру. Он зафиксировал точки перелома в динамике цен, в частности показал, что с 1920 года все страны вступили в полосу дефляции. Одновременно обострились проблемы на рынках капитала, снизился оборот внешней торговли, увеличилось число банкротств и выросла безработица. Другими словами, большинство стран вступило в полосу стандартного кризиса перепроизводства. Интересен его вывод о том, что этот кризис сильнее всего поразил наиболее экономически развитые страны и те, которые не были затронуты войной или затронуты слабо. На основании нашего опыта трудно понять удивление Кондратьева по поводу продолжительности послевоенной рецессии, длившейся больше года. Видимо, тогда механизмы выхода из депрессии работали более исправно, чем в настоящее время.
Важнейший вывод этой работы состоит в том, что внутренние причины кризисов неотделимы от внешних, и поэтому модели национальной экономики неадекватны. Он особо выделяет в качестве причины кризиса несоответствие (диспропорции) между производственной мощью и покупательной способностью, или эффективным спросом. Это буквально совпадает с выводами Дж. М. Кейнса в его «Общей теории занятости, процента и денег», опубликованной в 1936 г.
Завершает книгу глава, посвященная кризису 1920―1921 гг. с точки зрения наложения малых (8―11 лет) и больших (около 50 лет) циклов.
Уже из такой постановки проблемы видно, что задолго до публикации его самой известной работы Кондратьев не только сформулировал основные идеи, но и собрал и обработал большой объем информации для доказательства своей гипотезы. Представляется интересным его вывод о том, что даже такие экономические катастрофы, как Первая мировая война, не вносят качественные изменения в процессы колебания мировой конъюнктуры (по крайней мере, с точки зрения продолжительности фаз циклического развития) и лишь усиливают амплитуду колебания ключевых индикаторов. Другими словами, он отрицал широко распространенное тогда (да и теперь) представление о том, что милитаризация экономики и войны могут послужить инструментом антициклической политики.
Следуя теории циклического развития своего учителя М. И. Туган-Барановского, Кондратьев объяснял колебания экономической конъюнктуры инвестиционной активностью, но принимал во внимание и иные факторы, прежде всего денежные.
Еще один его вывод состоял в том, что Первая мировая война проходила на фоне повышательной фазы как длинной волны, начавшейся в 1896 году, и малого цикла, начало которого датировал 1910 годом. Таким образом, в начале 1920-х годов завершился глобальный подъём мировой экономики в целом и начался период понижательной фазы большого цикла. Другими словами, период после 1920 года, по его мнению, будет напоминать 20―25 летний период после 1809 и 1873 года, характеризовавшимися снижением мировой конъюнктуры, обострением конкуренции на рынках промышленных товаров, ухудшением положения аграрных стран на фоне быстрой индустриализации части из них.
О больших циклах
В 1925 году Н. Кондратьев опубликовал статью «Большие циклы конъюнктуры». Эта работа была опубликована в 1926 г. на немецком, а в 1934 г. на английском языке и в последующие годы неоднократно переиздавалась за рубежом. Результаты дискуссии, последовавшей за выходом этой работы, были опубликованы в 1928 г. в книге, написанной им совместно с Д. И. Опариным и названной также «Большие циклы конъюнктуры». Как отмечалось выше, произведения и идеи Н. Кондратьева оказались более известными и популярными за рубежом, нежели в собственной стране. Особенно это относится к гипотезе больших циклов. Дело в том, что в СССР считалось возможным плановое и пропорциональное развитие экономики, исключающее циклические и иные колебания, сознательное управление народным хозяйством как единым целым, в то время как в других странах экономика рассматривалась как саморазвивающаяся и саморегулирующаяся система.
Свою пионерную работу Н. Кондратьев начинает с констатации как очевидности существования циклических колебаний в капиталистической экономике, так и отсутствия общепризнанного объяснения природы циклов и даже вида циклических колебаний. Ссылаясь на труды Маркса, Родбертуса и Жуглара он выделяет два положения, исключительно важные для понимания природы кризисов: их периодичность и органическую присущность капиталистическому строю. Поскольку он не отмечает других результатов, это может означать и внутреннее несогласие с указанными теориями. Ссылаясь на Зомбарта, он характеризует теорию кризисов как теорию колебаний конъюнктуры, в которой выделяются фазы подъема, кризиса и депрессии, изучение которых и дает ключ к объяснению феномена цикла в целом. При этом в отличие от других авторов, обращавших внимание прежде всего на динамику производства, он большое внимание уделял движению цен и ключевых показателей денежного рынка. В этом смысле его взгляды были сходны с представлениями Фридриха фон Хайека и Милтона Фридмана, получивших в разные годы премию памяти Нобеля.
Далее он переходит к обоснованию методики обработки данных и приводит данные за период с конца 18 века по 1922 г. по Франции, Великобритании, Германии и США, что, по его мнению, является свидетельством существования длинных волн. Исходя из этого тезиса можно предположить, что он рассматривал мировую экономику как достаточно интегрированную или, в современных терминах, глобализированную.
Он специально оговаривался, что даты перелома можно определить с точностью порядка пяти лет, но при этом стремился установить наиболее вероятную дату для наглядности своих построений. Поскольку всемирной статистики тогда не существовало, приходилось опираться на данные по ведущим странам по ограниченному составу натуральных показателей, и мало что можно было сказать о динамике других индикаторов мировой экономики, хотя для него был очевиден международный характер длинных волн.
Продолжительность «длинных циклов конъюнктуры» Кондратьев определял в 47―60 лет, а анализ статистики он дополняет обсуждением исторического материала, т. е. качественных данных, основанных на историко-экономических исследованиях, показаниях современников и так далее. Другими словами, экономический подход Кондратьев подкрепляет историко-социологическим, и здесь он приходит к следующим выводам.
Во-первых, до начала и в начале восходящей волны наблюдается много технических изобретений и открытий, что приводит к глубоким сдвигам в технике производства и обмена, условий денежного обращения и усилению роли новых государств. Он подробно перечисляет выдающиеся научные открытия и построенные на их основе технологические инновации, которые приводили после формирования определенных экономических условий к вытеснению традиционных, что обеспечивало огромный рост производительности труда. Примечательно, что большинство изобретений он относил к понижательной фазе длинного экономического цикла. Но именно они обеспечивали переход к повышательной фазе.
Во-вторых, «периоды восходящих волн больших циклов <…> значительно более богаты большими социальными сотрясениями и переворотами в жизни общества (революции и войны), чем периоды нисходящих волн». Кондратьев доказывает этот тезис, приводя данные по количеству военных конфликтов, и показывает, что их число в периоды повышательной фазы в три-четыре раза больше, чем в период понижательной волны.
В-третьих, нисходящие волны сопровождаются продолжительной депрессией в сельском хозяйстве. Наконец, циклы разной продолжительности воздействуют друг на друга таким образом, что на восходящей фазе большого цикла повышательные фазы более коротких циклов усиливаются, а в нисходящей фазе ― наоборот. Из этого следует, например, что средние циклы, попадающие на нисходящий период большого цикла, будут характеризоваться длительной и глубокой депрессией и вялым подъемом.
Относительно затяжной депрессии в сельском хозяйстве следует отметить, что в этом пункте Кондратьев исходил из представлений Маркса о том, что капиталистическое развитие, в частности индустриализация, идет за счет перераспределения ресурсов из аграрного сектора в промышленный и торговый, что означает относительное обнищание деревни.
Более глубокое понимание процессов перераспределения факторов производства и экономической динамики дает модель У. Баумоля, который предложил рассматривать экономику, состоящую из двух секторов (растущего, в котором наблюдается рост производительности труда, и стагнирующего, в котором рост производительности труда пренебрежимо мал). Если заработная плата равна предельной производительности фактора, то в растущем секторе она будет расти. Но она будет расти и в стагнирующем в силу конкуренции и инерционности локальных систем. Тогда предприятия стагнирующего сектора столкнутся с проблемами роста издержек и возможного падения спроса на продукцию. Это приведет к относительному, а иногда и абсолютному сокращению производства и занятости по крайней мере до тех пор, пока в этом секторе не появятся инновации, позволяющие перейти части предприятий из стагнирующего сектора в растущий. Очевидно, что в XIX и начале ХХ века большая часть сельского хозяйства базировалась на традиционных технологиях.
Другое замечание касается войн и революций. Кондратьев исходил из того, что в основе и тех и других лежат, в основном, экономические мотивы. Но, как показали современные исследования, немалую роль играют идеологические и демографические факторы, а также достигнутый уровень образования и благосостояния, а также политика правительств и межгосударственных институтов.
Продолжим таблицу, исходя из гипотезы неизменности продолжительности фаз циклов. Для простоты определим продолжительность цикла в 50 лет и напомним, что точность датировки составляет около 5 лет.
Послевоенный период действительно ознаменовался большим числом войн и политических кризисов. Вспомним процессы деколонизации и образования новых стран. Далее наступил период разрядки и относительно мирного сосуществования. В ведущих странах мира наблюдался медленный рост, переходящий в стагфляцию. В понижательной фазе наблюдалось зарождение множества технологий, которые получили распространение в следующем периоде. Разумеется, эти выводы требуют более тщательной проверки, хотя публикаций на эту тему много.
Скорее всего, продолжительность отдельных фаз и цикла в целом со временем должна снижаться подобно тому, как она снизилась при переходе от первого к последующим циклам. Но в любом случае мы сейчас находимся, если гипотеза Кондратьева верна, в понижательной фазе цикла, что грозит ростом вероятности кризисов и депрессий, особенно в традиционных отраслях экономики, а также в фазе накопления научно-технического потенциала для очередного технологического рывка и структурной перестройки мирового хозяйства. Поэтому те страны, которые ориентированы на традиционные области деятельности и сохранение прежней структуры экономики окажутся в особенно тяжелом положении.
Оставляем читателю самому сопоставить темпы роста мировой экономики по предполагаемым фазам длинного цикла и проверить правоту утверждений Кондратьева о росте социальной напряженности и конфликтов в рассматриваемых периодах. Но связь больших циклов и динамики инновационной активности подтверждается в книге Г. Менша «Технологический пат: инновации преодолевают депрессию», изданной в 1975 г. и многочисленных последующих работах других авторов.
Немного о российской экономической науке в начале ХХ века
Н.Д. Кондратьев принадлежал к плеяде блестяще образованных и оригинальных ученых своего времени. Только среди его российских современников-экономистов в России можно назвать А.В. Чаянова, разработавшего теорию трудового крестьянского хозяйства, теорию кооперации, водной ренты и многое другое, П.А. Сорокина, близкого друга Кондратьева, одного из создателей современной американской социологии, В.В. Новожилова, заложившего основы теории экономики с директивными ценами, внесшего существенный вклад в понимание причин дефицита и инфляции, В.В. Леонтьева, получившего премию памяти Нобеля за развитие метода «затраты-выпуск», и множества других.
Строго говоря, это было второе-третье поколение российских экономистов мирового уровня. Особенностью российской экономической науки в дореволюционный период было разнообразие школ и направлений в исследовании при тесном взаимодействии с ведущими научными центрами Европы и Америки. По инициативе Л. Абалкина в 2000–2001 гг. на страницах журнала «Вопросы экономики» развернулась дискуссия о том, существует ли отечественная экономическая школа. Большинство участников дискуссии считали, что на этот вопрос следует ответить утвердительно, ввиду фундаментальной специфики российской цивилизации (особые отношения государства и общества; православная традиция, закрепившая в ментальности приоритет духовных ценностей и отрицание богатства как цели; географические условия, стимулирующие коллективизм; особое отношение к аграрным проблемам и эволюции крестьянского хозяйства и т. п.).
В России экономическая наука в целом носила, если так можно выразиться, более «гуманитарный» характер, чем в США и странах Европы, и в этом смысле была близка к немецкой науке. Это объяснялось тем, что экономисты готовились на юридических факультетах, кроме того, в России был высок уровень развития философии и социологии, а также общественный интерес к этим наукам. Соответственно, экономисты уделяли большое внимание правовым и социальным аспектам исследования, что затрудняло использование абстрактных моделей и формальных методов вообще.
Прежде всего следует выделить классическую традицию (И. В. Вернадский, И. К. Бабст, Н. А. Каблуков, А. И. Чупров, Ю. Э. Янсон и др.). При этом изложение и развитие классических теорий не препятствовали их теоретическому переосмыслению, критике и развитию. Важной целью российских ученых был синтез классической теории и теории К. Маркса, а также синтез этих теорий с концепциями исторической школы и различными вариантами теории предельной полезности.
Большая полемика велась вокруг использования средних и предельных величин в анализе цен и стоимости, т. е. вокруг соотношения принципов анализа и возможности синтеза идей маржиналистов и классиков. В 1898 г. выдающийся русский экономист и математик В. К. Дмитриев дал математический анализ теории ценности Д. Рикардо и позднее дополнил этот анализ исследованием теории конкуренции А. Курно и эволюции теории предельной полезности.
С конца XIX века развивался так называемый легальный марксизм (П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановский, С. Н. Булгаков и др.).
Правда, впоследствии П. Струве стал одним из самых яростных критиков марксизма. Основные цели марксистов состояли в синтезе классической теории в марксистской интерпретации и парадигмы немецкой исторической школы. Историческая концепция К. Маркса и используемый им метод стимулировали подобные работы. В качестве примера можно сослаться на книги М. И. Туган-Барановского «Русская фабрика в прошлом и настоящем», «Промышленные кризисы в современной Англии, их причины и влияние на народную жизнь», П. Струве «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России» и др.
П. Струве явился инициатором смены идеологии и методологии политической экономии вместе с такими учеными, как С. Булгаков, С. Франк, Н. Бердяев и др. Главное направление их критики и основа новой концепции заключались в доказательстве бесплодности причинно-следственного анализа и в призыве к новому эмпиризму в экономической науке.
Противоположную точку зрения и самоценность теоретического метода отстаивали М. Туган-Барановский, А. Мануйлов, В. Железнов, М. Скобелев, Л. Конфенгауз и экономисты-математики В. К. Дмитриев, В. С. Войтинский, Е. Е. Слуцкий, Н. А. Столяров и др.
Еще в 1890-х годах М. Туган-Барановский сформулировал закон, согласно которому предельные полезности свободно воспроизводимых благ пропорциональны их трудовым стоимостям. Эта идея позднее была воспринята, и в 1902 г. Н. А. Столяров дал ее математическое доказательство.
Н. А. Дмитриев, занимаясь проблемой исчисления полных затрат труда и решением парадокса Рикардо (определение цен одних продуктов через цены других продуктов), пришел к системе уравнений линейной модели «затраты–выпуск» с технологическими коэффициентами, сведенными к затратам труда как первичного ресурса, что послужило отправной точкой метода «затраты–выпуск» В. Леонтьева.
Анализ модели потребительских бюджетов, выполненный В. С. Войтинским и Е. Е. Слуцким, привел к важным результатам. В частности, был открыт эффект замещения Е. Слуцкого, признанный важнейшим научным достижением и вошедший во все современные учебники. Впоследствии эти идеи были развиты в работах Дж. Хикса, Г. Шульца, М. Дебре.
В. Дмитриев, Н. Шапошников разделяли теорию распределения Дж. Б. Кларка. Вместе с тем была создана альтернативная теория распределения М. Туган-Барановского, которую развивали В. С. Войтинский и С. И. Солнцев. Позднее она дала толчок исследованиям Й. Шумпетера, Д. Роуза, М. Добба и других.
Тот же Туган-Барановский внес свой вклад в теорию кризисов. Он обратил внимание на связь между ценами капитальных благ и движением денежного капитала, предвосхитив инвестиционную теорию циклов, стержнем которой является связь «сбережения-инвестиции». Эта идея получила развитие в теориях А. Шпитгофа, В. Зомбарта, Й. Шумпетера и Дж. Кейнса.
Характерная черта российской экономической науки ― огромный объем эмпирических исследований, поскольку в России была создана одна из лучших в мире школ статистики. Было выполнено множество историко-экономических работ мирового уровня. Помимо упоминавшихся выше исследований М. И. Туган-Барановского и П. Струве, следует отметить работы И. М. Кулишера – автора «Очерков по истории таможенной политики» (1903 г.), «Эволюции прибыли с капитала в связи с развитием промышленности и торговли в Западной Европе» (1906 г.), «Лекций по истории экономического быта Западной Европы» (1917 г.) и «Очерков финансовой науки» (1920 г.). Один из создателей современной экономической истории, французский экономист Фернан Бродель назвал «Лекции» «лучшим руководством и самой надежной из обобщающих работ» по экономической истории.
Примерами других выдающихся исследований являются двухтомная монография И. И. Янжула «Английская свободная торговля», а также книги И. И. Кауфмана «История банковского дела в Великобритании» и «Государственный долг в Англии с 1688 по 1890 г.». Теоретический плюрализм свидетельствует о достаточно высоком уровне развития науки и одновременно об отсутствии общей национальной школы. Я не разделяю утверждение Ю.В. Яковца о том, что Россия в этот период находилась в эпицентре научного новаторства, но уровень отечественной науки и технологии соответствовал достигнутым в ведущих странах тогдашнего мира.
Резюмируя, можно отметить, что становление выдающихся экономистов в тот период носило неслучайный характер. Прежде всего, образование в России быстро прогрессировало и становилось более демократическим. Кондратьев, Чаянов, Сороки и многие другие были выходцами из деревни. Экономический подъем на фоне острых социальных противоречий стимулировал развитие научных дискуссий. Российская наука была прочно интегрирована в мировую науку. Цензура носила в основном клерикальный характер и мало касалась научных публикаций.
Но после установления советской власти ситуация изменилась. Появился идеологический контроль, часть ученых уехала или была выслана. Другие, как Кондратьев, использовались в качестве буржуазных специалистов. Впоследствии многие из них были либо репрессированы, либо (как В.В. Новожилов) ушли в преподавание математики и статистики в техникумы и не публиковали своих работ. Многие идеи экономистов той эпохи были заново переоткрыты спустя десятилетия.
Владимир КЛИСТОРИН
